Андреевский флаг

…Картечь точно волной слизала толпу на корме, взметнув обрывки такелажа, щепья и кровавого фарша.

В шлюпках шведов раздавались крики ужаса. Две из них, набитые людьми, стремительно отошли прочь и понеслись под защиту пушек «Святой Бригитты». Но остальные отчаянно загрохотали ружьями, готовясь предпринять новый штурм. Пули зажужжали свинцовыми осами над головами, укрывшихся за бульварком матросов. Трое упали за борт, еще четверо хрипели на палубе, зажимая раны.

Григорий пригнулся под свистящим свинцом.

– Рассеяться! – с холодным бешенством была отдана команда.

Он кусал губы, обводя палубу ищущим, отчаянным взглядом. Трупы убитых валялись повсюду, издали они напоминали разбросанные мешки, перепачканные бурыми пятнами.

«Один, второй… пятый, а вот сразу десяток, другой… – Лунев сцепил зубы. Сердце, казалось, бухало по ребрам. – А это? Сволочи!..» Горло перехватило. У обломка бизань-мачты он разглядел затвердевший, как пергамент, от запекшейся крови кафтан Гусева. Тот лежал лицом вниз, широко разбросав руки, в спине торчал абордажный топор. Точно в бреду, Лунев подбежал и склонился над ним.

– Капитан… – прохрипели синеющие губы.

Григорий вдрогнул от неожиданности, ощутив, как на затылке стянулась кожа. Устин Михайлович был еще жив. Интрепель, не убив, пригвоздил его к палубе… Он сипел, захлебываясь от крови, напрягал шею, тужась поднять голову под пули…

– Застрели, капитан… Умоляю… – Стекленеющие глаза смотрели с невыразимой мукой. Этот стон ударил Григория, как выстрел: он застыл, не в силах сдвинуться с места.

– Умо-ля-ю… – вновь дрогнули губы.

– Но я… – Лунев осекся.

В чувство его привел крик Сырцева:

– Берегись, капитан!

Он едва успел отскочить под прикрытие картечных ящиков и бочек, как свинцовый дождь захлестнул палубу.

Шведский десант с двух сторон обстреливал бриг. Капитан видел, как таяли силы его команды: как, взмахнув руками, рухнул сначала один из заряжающих, а затем и Дергачев. Пуля попала в голову, между глаз. Бомбардир постоял еще секунду, словно не понимая, что это и зачем, потом медленно осел, коснувшись лафета коленями, и пал между пирамидами ядер.

Почти одновременно раздалась дробь шведских барабанов: «К бою!»; офицеры сжали зубами сигнальные свистки, и через борт вновь выплеснулась штыковая волна неприятеля. Волна ожесточенной силы, жаждущей смерти. Косы париков развевались, лица были перекошены яростью, рты разрывались в крике.

– Огонь! – Григорий, перескакивая через лохани, набитые плотными парусиновыми пакетами с порохом, сунул пальник в запал.

Фальконеты вновь рыкнули, извергая клубы рыжей огненной смерти, ураганом пронесшиеся над палубой.

– Ваше скобродие! – раздался сзади накаленный голос. Потом еще раз, уже панически: – Ваше скобродие!!

Спина Григория напряглась в ожидании выстрела. Он круто обернулся и посмотрел в ту сторону, куда указывал раненый матрос из артиллерийской прислуги.

Сердце, тоскою зажатое в кулак, загнанно трепыхнулось… Но уже в следующий миг гнев вспыхнул с новой силой, действуя, как удар кулаком в лицо.

Слева по борту прямо на них шел фрегат Уркварта.

Глава 9

Лунев вскинул поданную вестовым подзорку и сразу узрел проступающее из тумана громадье: белые квадраты и треугольники вздутых парусов, реи, мачты, вымпелы и огромный шведский флаг – золотой крест на индиговом поле.

– Фрегат «Святая Бригитта»! Живо идут, псы! – Григорий судорожно дернул кадыком, куснул ус. – Бесстрашно идут, гады… Как к родному причалу!

…Оптическая линза подзорки приблизила вражеский парусник, и Григорий отчетливо разглядел густые ряды треуголок, штыков и сигнальщиков приложивших сияющие горны к губам; он не услышал, но увидел, как барабанщики ударили дробь, как матросы, подгоняемые плетьми боцманов, споро возились у пушек, готовясь нанести сокрушительный удар по русскому бригу. Действия врага были столь ясны и красноречивы, что Григорию показалось, будто он даже слышит яростный лай отдаваемых команд гере шкипера Уркварта: «Пушки левого борта к бою! Горнисты, “Слава королю Швеции”! Нижняя батарея – зарядить разрывные ядра! Верхняя батарея – картечь! По бригу московитов – картечь!»

* * *

– Шлюпки на воду! – Лунев лихорадочно ощупал покоящийся на груди медальон: «Святый Крепкий, дай мне силы!»; прижимаясь к разбитому фальшборту, Григорий бросился к шлюп-балкам. Заскрежетали лебедки; выступающие за борт белые шлюпки ожили и, подрагивая бортами, стали опускаться вниз.

– Веслы таш-ши, братцы! Клим, ну подсоби! – Сырцев сунул подбежавшему марсовому бочонок с порохом. – Карлухины выродки-то, гляди, поперхнулись! Отходят, паскуды! Сему зверью кнут нужон, а ежли скалют зубы – пуля.

– Митрич, шо ж это будет?

Сырцев, подхватывая тюк парусины, читал по бледному молодому лицу, как по открытой книге.

– Что, что?! Резня, братец! Эти акульи выродки своёного не упустят. Нюх у них, гадовья, на кровь да монету…

Митрич колупнул переносье черным просмоленным ногтем, с нескрываемой тревогой вглядываясь в приближающиеся паруса.