В Генуе они сели на итальянский лайнер «Рекс», впоследствии, во время Второй мировой войны, потопленный англичанами, и через некоторое время увидели Неаполь. Почему-то, живя в Советском Союзе, им казалось, что в солнечном Неаполе все должны петь. Но ни одной песни они там не услышали. Зато увидели Везувий, побывали на раскопках легендарной Помпеи. Мог ли себе представить мальчишка, для которого все детство ассоциировалось только с одним «Везувием» – спичечной фабрикой в губернском Гомеле, что он когда-то будет стоять у подножия настоящего Везувия, да еще проездом в Америку?! Однако стоял. А потом гид водил их по раскопкам погребенной под пеплом Помпеи, рассказывая о том, как жили и как погибли обитатели античного города с такой трагической судьбой. Под конец они увидели трогательную картину – два окаменелых, сплетенных в объятиях скелета. «Любовь сильнее смерти», – прокомментировал это зрелище гид.
Однако не был бы Громыко дипломатом и политиком, если бы не заметил, любуясь достопримечательностями, и огромного количества военных на улицах итальянских городов – время их переезда в США фактически совпало с началом Второй мировой войны, а до нападения Гитлера на Советский Союз оставалось меньше двух лет…
В пути они встретили и праздник – 22-ю годовщину Великой Октябрьской революции. В этот день капитан корабля пригласил Уманского и Громыко в свою каюту. Угощая их прекрасным итальянским вином, капитан неожиданно для них вдруг негромко произнес, подняв бокал:
– За Октябрьскую революцию! За Ленина!
Они были тронуты. Особенно учитывая, что Италия в то время уже находилась под властью Муссолини.
Через несколько дней, впервые в жизни пережив сильный шторм, семья Громыко в полном составе, вместе с детьми, семилетним Толей и двухлетней Эмилией, сошла на американский берег.
Америка их ошеломила несравненно сильнее, чем Италия, – невообразимым шумом и столь же невообразимым, непрерывным движением. Казалось, на месте стояли только небоскребы, все остальное двигалось, ехало, гудело, скрежетало, скрипело, грохотало. Со всех сторон теснились каменные и металлические громады зданий, пропорции между шириной улиц и высотой зданий казались какими-то смещенными.
– А что, в этом городе американцы всегда живут или только днем? – спросил, увидев эту ужаснувшую их поначалу картину американской жизни, семилетний Толя.
– Всегда, – ответил отец. – Причем живут не только американцы. И мы тут будем жить. В этом городе находится и советское посольство.
Отцу маленького Толи, Андрею Громыко, Нью-Йорк тоже показался ужасным современным Вавилоном, в котором нормальным людям жить, наверное, несравненно более тяжко, чем в уютной, спокойной, уже родной и милой сердцу Москве, да что ж поделаешь – дипломаты, как солдаты. Город даже показался ему враждебным, и вовсе не оттого, что он, советский человек, оказался в центре чуждого капиталистического мира. Просто сам город, с его избыточной техникой и каменными джунглями, словно отталкивал человека. «Разве нельзя строить так, чтобы было не только технократично, но и красиво?» – подумал про себя молодой дипломат. Но вслух он это, разумеется, не произнес. К счастью, в Нью-Йорке они задержались ненадолго, целью их путешествия был Вашингтон – столица и гораздо более тихий и сравнительно небольшой город США.
Америка, Америка – великая страна…
Вашингтон – столица США – был и остается городом в основном чиновного люда. В Вашингтоне нет крупной промышленности. В основном там мелкие предприятия, мастерские, представляющие своеобразный симбиоз фабрики и магазина. Словом, обслуга многочисленного штата служащих разного уровня, встроенных в сложную иерархию огромного государственного механизма. Важной частью этого механизма являлась, естественно, его внешнеполитическая и дипломатическая службы, с которыми и приходилось постоянно иметь дело советскому посольству.
Громыко, как он пишет в своих мемуарах, сразу же пришлось почувствовать, что к Уманскому отношение в американском официальном аппарате сложилось настороженное, словно его кто-то там невзлюбил – американская печать постоянно распространяла различные выдумки о советском посланнике, носившие персональный характер. Общего языка между послом СССР и представителями американской администрации из тех, кто занимался внешней политикой США, так и не было найдено. Это осложняло работу советского посольства, тем более что в Европе уже разгоралась Вторая мировая война, развязанная Гитлером, и неумолимо возрастала опасность фашистской угрозы для Советского Союза.