А вот каких перемен – это каждый понимал по-своему. Граждане, если обобщить их желания, жаждали, как всегда, справедливости и еще большего материального благополучия – как на Западе, который к тому времени стал казаться нам, там не жившим и лишь одним глазком увидевшим прелести их буржуазной жизни, земным раем, вопреки учению марксизма-ленинизма построенному почему-то не у нас, в передовом социалистическом обществе, а там – на многократно проклятом нашими доморощенными теоретиками-фарисеями Западе. Мы жаждали избавления от надоевших, унизительных очередей почти за всем, что требовалось для жизни, – очередей, ставших так же, как и социальные права, обязательной принадлежностью нашего бытия. Мы хотели, чтобы не было блата для расплодившихся в позднесоветское время сынков и дочек номенклатурных «папиков», чтобы не было спецпайков, спецраспределителей, бюрократического засилья и «ненавязчивого» (а нередко, откровенно говоря, просто мерзкого) советского сервиса.
Интеллигенция, тоже как всегда, жаждала свободы – свободы слова, свободы совести (и от совести, как оказалось, тоже), свободного выезда за границу, молодежь – американских джинсов, пива в банках, жвачки и прочих атрибутов красивой жизни, которая, как она была уверена, доступна на Западе абсолютно всем. Начальники, большие и поменьше, хотели настоящего богатства, тоже как на Западе, коим они должны были владеть пожизненно, передавая его по наследству.
С этими слоями и прослойками все понятно. Но каких же перемен хотела власть, и так вроде бы имевшая все перечисленное выше? И зачем ей нужны были эти перемены, если у нее и без того все было?
Пожалуй, ответ довольно очевиден. Ведь власть, хоть и была уже довольно сильно отчуждена от общества, все же существовала не в вакууме, она знала о недовольстве народа, чувствовала это недовольство и понимала, что если она сама ничего не переменит, то перемены произойдут стихийно. В таком случае власть имущие свою власть непременно потеряют. Так что выбора-то у них не было. К тому же им, властям нашим, было хорошо известно о перекосах в народном хозяйстве, дошедших уже до критического уровня. О нефтяной игле, на которую уже тогда подсела экономика страны. Что-то со всем этим надо было делать.
Другое дело – стоило бы понять, что именно делать, какие нужны перемены. К каким целям надо стремиться. Как к ним нужно идти. По какому плану.
К сожалению, как показало время, такого плана ни в Политбюро, ни в ЦК КПСС выработано не было. Конечной цели перемен (или реформ), казалось, ни Политбюро, ни Горбачев с его пресловутыми «общечеловеческими ценностями» и Раисой Максимовной в качестве главного советника себе не представляли, ее не видели. Люди старшего поколения хорошо помнят эти метания нового генсека в начале его правления: то ускорение и «интенсификация» научно-технического прогресса, то антиалкогольная кампания, то выборы всех руководителей, вплоть до директоров предприятий, то гласность как высшее достижение той перестроечной «демократии», мгновенно вылившаяся в поливание грязью всего и вся, вплоть до Советского государства, его истории и даже народа. Или то было намеренное устройство управляемого хаоса, который быстро вышел из управления, и все пошло вразнос?
Многоопытные зубры советской государственной элиты, похоже, так до конца и сами не поняли, что произошло: почему казавшийся им таким послушным Горбачев, которого они именно за эту его слабость и управляемость (в отличие, например, от более сильного и самостоятельного ленинградца Романова) и выбрали на главный пост страны, вдруг вышел из повиновения, перестал прислушиваться к мнениям членов Политбюро, а потом и вовсе от них избавился, отправив всех на пенсию. «Не по Сеньке шапка», – повторял до конца жизни Громыко, предпочитая, видимо, считать, будто его выдвиженец просто не справился с управлением огромной державой на тернистом пути реформ и изменений, приведя ее в конце концов к развалу и распаду. Не в силах признаться, что сделал ставку не на человека, всего лишь оказавшегося слабым и недалеким лидером, а на предателя государственных интересов, который предпочел выбрать своими покровителями не старцев из Политбюро, а сильных и могущественных заокеанских хозяев, хладнокровно и расчетливо добивавшихся и добившихся своих целей. Победы в великой геополитической битве.
Эра «нового мирового порядка»