Но не слишком ли простое объяснение «величайшей трагедии XX века» (по словам В. В. Путина)? Получается: стране нужны были перемены. Это осознавали все, от простых граждан до высшего руководства государства. Для их осуществления члены Политбюро решили выдвинуть на главный пост сравнительно молодого, энергичного лидера, который не отличался сильным характером и потому должен был находиться полностью под влиянием более старших и опытных товарищей, готовых в критические моменты прийти на помощь, подстраховать, удержать от крайностей. А он оказался, если называть вещи своими именами, – изменником, предавшим не только своих партийных соратников, но и страну и народ.
Вроде бы, все логично и понятно, кроме двух вещей: как мог такой человек оказаться на вершине власти, столь долгое время там находиться и ничем себя, свои взгляды и свою сущность не обнаружить? Как такие прожженные политические зубры, как тот же Громыко, этого человека не разглядели? Неужели они так плохо разбирались в людях? Не может же быть, чтобы видели и понимали, но не находили ничего особо страшного, потому что его взгляды в чем-то совпадали с их собственными? И второе: зачем Горбачеву, вознесшемуся из провинциального Ставрополья на вершины власти великой державы, хоть и находящейся не в лучшем экономическом и политическом положении, но все еще по-прежнему могучей, потребовалось сдать ее Западу – нашему геополитическому противнику? И спуститься с равной с ним, противником, ступени на более низкую, стать зависимым, младшим, заискивающим партнером? Наконец, третье: если бы на том злополучном заседании Политбюро Громыко не предложил на пост генсека Горбачева, тогда бы перестройки и сползания страны в пропасть не произошло? Иначе говоря, субъективные причины привели к печальному результату или объективные? Этими вопросами наше общество мучается вот уже двадцать лет, боясь повторения того же сценария теперь уже с Россией.
Ответов, правда, за прошедшие годы накопилось множество, у каждого размышляющего на эти темы – свой. А вот убедительного нет как нет. Что заставляет нас снова и снова к тем вопросам возвращаться. Причем возвращаться далеко назад, поскольку возникли эти вопросы не вчера. Как считает Наталья Нарочницкая, известный православный политик и философ, «истоки и замысел многих явлений конца XX века следует искать в его начале».
Что же случилось в начале века?
Тогда, в 1910 году, президент США Д. Тафт сделал важное заявление о том, что «доллары будут сражаться вместо солдат, доллары будут разить гораздо эффективнее, чем снаряды». И уже тогда стало очевидно, что узкая группа людей, если ей удастся сосредоточить в своих руках огромные массы золота и материальных ценностей, фактически будет управлять миром. Ибо власть денег гораздо сильнее власти оружия. План Тафта изначально предусматривал примат экономического давления над военным, постепенно уменьшая военную составляющую экспансии до минимума, отдавая приоритет глобальному экономическому наступлению. Как пишет в своей книге генерал-майор В. С. Широнин, который в свое время возглавлял один из аналитических центров КГБ, был заместителем начальника советской контрразведки, а впоследствии главным консультантом при разных руководителях комитета, этим планом предусматривалось резкое экономическое ослабление Европы, в первую очередь Германии, а также окончательный развал Британской империи.
Преемник Тафта президент Вудро Вильсон развил эту геополитическую часть плана. Временно отказавшись от «долларовой дипломатии», он использовал Первую мировую войну для того, чтобы превратить Америку в наиболее мощную в военном и экономическом отношениях мировую державу. С этой целью США проводили политику, которая вела к обескровливанию основных европейских конкурентов. Президент Вильсон писал в 1917 году полковнику Хаусу, весьма загадочной фигуре, «связанной с самыми неожиданными кругами в американской политике начала века» (Н. Нарочницкая): «Когда война окончится, мы сможем принудить их (европейские государства. –
Так начиналась эра «нового мирового порядка», наступление которой временно было приостановлено Второй мировой войной. Но после Потсдама США вновь вернулись к этой доктрине – уже в рамках холодной войны.