После сентябрьской встречи Рейгана с Громыко ворота к плодотворному советско-американскому диалогу были открыты. Появилась возможность перехода от холодной войны и даже от состояния разрядки к сотрудничеству на основе биполярного мира. Это и был венец дипломатии Громыко. В Женеве осенью 1984 года состоялась его встреча с госсекретарем США Шульцем, все шло к организации в 1985 году встречи в верхах между Рейганом и генсеком ЦК КПСС.
Однако советско-американский кондоминиум – совместное управление международными делами – не состоялся. После кончины Черненко к власти в СССР пришел Горбачев. Начало «перестройки» и приход к руководству М. С. Горбачева означали конец «эры Громыко» в советской дипломатии.
Самое парадоксальное заключается в том, что он сам поспособствовал этому. Известно, что он сыграл решающую роль в избрании Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС, первым предложив его кандидатуру на высший пост на заседании Политбюро после смерти К. У. Черненко. Комментируя свою позицию, он говорил: «Я поддерживал не просто Горбачева, а большие перемены»…
Каких же перемен в жизни страны хотел Андрей Андреевич? Поддерживали ли его в таком стремлении другие члены высшего партийного органа власти? И если да (а за избрание Горбачева высказались тогда все присутствовавшие на заседании члены Политбюро), то что их к этому подвигло? Неужели они хотели потерять страну, а вместе с ней и свою власть, и почет, и те огромные привилегии, которыми пользовались в силу своего положения? Трудно в такое поверить, не правда ли? Но что же тогда заставило их, умудренных жизнью и опытом старцев, отдать все полномочия по управлению могущественной державой в руки легковесного болтуна и демагога, к тому же не решавшего ни одного вопроса государственной политики без совета с женой?
Мы ждем перемен!
«Мы ждем перемен!» – пел тогда Виктор Цой.
Трудно сейчас даже представить, как мы, благополучные люди благополучной страны, ждали этих неизвестных перемен. Мы жили в спокойной, стабильной, могучей державе – одной из двух величайших держав мира, где не было нищих, бомжей, беспризорных детей, где нас не только бесплатно лечили, но и заставляли раз в год обязательно проходить всестороннее медицинское обследование, чтобы, не дай бог, не пропустить начало какой-либо хворости. Где нас бесплатно учили и любой, имеющий голову на плечах, мог достичь практически любых высот в избранной сфере деятельности. Где у каждого была крыша над головой, а плата за нее взималась символическая, причем квартиры не покупали, а получали бесплатно, хотя очереди на них, не будем лукавить, были довольно большие. Но очереди эти двигались, и каждая семья, в конце концов, свою квартиру получала. Да мы до сих пор в них живем, причем у большинства эти советские квартиры и составляют главное богатство. Где столь же символические деньги мы отдавали за детсады, путевки в детские лагеря, в детские и взрослые санатории, а кружки, студии и секции, хоть детские, хоть взрослые, вообще были бесплатными. Где практически не было проституции и преступности и дети до позднего вечера спокойно гуляли на улицах, не вызывая по этому поводу никаких тревог у родителей. Где цены на товары первой необходимости почти не менялись, не было ни кризисов, ни безработицы, зато была абсолютная уверенность в завтрашнем дне.
Как мы могли отказаться от этой жизни, от этих огромных, никогда и нигде в мире невиданных социальных благ, ради которых нашими отцами и дедами было пролито столько крови, своей и чужой, отдано столько сил? И зачем? Во имя каких-то неизвестных, непонятных, иллюзорных «общечеловеческих ценностей»? Что ж, нас вдруг охватило всеобщее безумие? Между прочим, некоторые патриотические радикально настроенные публицисты так и говорят. Но, поразмыслив здраво, все же не будем впадать в крайности и обвинять народ в полном отсутствии разума.
Потому что на самом деле никто не отказывался от того хорошего, что было. Никто не отказывался от социализма. Напротив, наши «перестройщики» устами в первую очередь Горбачева вначале говорили о том, что нужно «больше социализма». Что нужен «социализм с человеческим лицом». А не с мурлом хама и самодовольной твердокаменной рожей бюрократа. С чем тут можно спорить? Вот народ и не спорил, соглашался.
К тому же все эти повседневные реалии в виде социальных благ и социальной защиты стали уже столь привычными и казались столь неизменными, что ценить их мы давно перестали. Они уже казались нам непременной и обязательной принадлежностью любого хоть сколько-то цивилизованного общества, к которому мы себя не без оснований причисляли. Мы ждали перемен к лучшему от уже имеющегося! Причем ждали все – от молодого бунтаря Цоя до зубра советской международной политики Андрея Громыко.