Неужели и он, всю жизнь не за страх, а за убеждения отстаивавший интересы государства в дипломатических схватках с политиками западных держав, являлся скрытым троцкистом и западником?
Нет, троцкистом он, конечно же, не был. Что касается Запада, то тут вопрос сложнее. Дело в том, что попавший на Запад – в Америку – еще совсем молодым человеком, в начале своей дипломатической и политической карьеры, и проведший за рубежами Родины едва ли не большую часть своей жизни, Андрей Андреевич Запад если и не полюбил, то стал испытывать к нему определенную симпатию. Вернее, даже не к Западу как таковому, а к западному – комфортному и демократическому – образу жизни, с его достатком, внешней корректностью и респектабельностью политической и интеллектуальной элиты, с которой ему в основном и приходилось общаться. Воспитанностью, культурой поведения, да и образованностью эта элита, безусловно, очень отличалась в лучшую сторону от элиты советской с ее рабоче-крестьянским происхождением, простотой, нередко переходящей в грубость, а то и, как в случае с Хрущевым, в откровенное хамство, от которого он немало пострадал. Похоже, что о впечатлениях от малых провинциальных американских городков, которые он посещал в молодости, от потрясших его тогда картин работы на конвейерах фордовских заводов – выжимающей человеческие силы, изматывающей даже здоровяков – Громыко к концу своей жизни уже не вспоминал. По крайней мере, до тех пор, пока не был вышвырнут Горбачевым на пенсию и не стал писать свои мемуары.
Видимо, внешняя интеллигентность, некоторый «западный» лоск, которого Андропов набрался во время работы в Венгрии, корректность в поведении, а также гораздо лучшее понимание международной обстановки по сравнению с другими политиками верхнего эшелона власти СССР и вызвали у Андрея Андреевича симпатию к будущему Председателю КГБ. Когда же Андропов оказался во главе Комитета, связь между ними еще более укрепилась. Ведь советские граждане, постоянно работающие за pубежом, как известно, были обязаны сотрудничать с КГБ. Правда, послы входили в номенклатуpy ЦК и официально были от этой обязанности освобождены, но на деле сотрудничали и послы, так что вся дипломатическая служба была под контролем у внешней разведки. Таким образом, министр иностранных дел был просто обречен на дpужбу с Председателем КГБ. Может быть, «дружба» – слишком сильное понятие, но сотрудничество, определенная взаимозависимость между ними существовали.
Мало того, в середине 70-х Громыко неожиданно для себя вообще оказался «на крючке» у Андропова, когда один из высокопоставленных сотрудников МИДа, помощник министра иностранных дел СССР, заместитель Генерального секретаря ООН Аркадий Шевченко был завербован американской разведкой, а потом и вовсе попросил в США политического убежища. Блистательной карьере Громыко мог наступить конец, если бы делу был дан ход. Но Андропов сумел спустить дело на тормозах, Громыко остался на своем посту. Надо ли объяснять, что после такого случая Юрий Владимирович обрел в лице Андрея Андреевича своего верного и постоянного сторонника в Политбюро. А сын Андропова, работавший в ведомстве Громыко, успешно продвигался по служебной лестнице. К тому же все члены Политбюро прекрасно знали, что ни один из них не застрахован против выброса компромата на них, который прилежно собирает КГБ. Если уж неподкупного Романова сумели замазать, пустив в ход откровенную «дезу», то что говорить о других, у которых имелись и кое-какие реальные грешки. Например, Лидия Дмитриевна Громыко, которую Андрей Андреевич преданно и трогательно любил всю жизнь, то ли по простоте душевной, то ли не в силах удержаться от соблазна, не считала предосудительным принимать от подчиненных и «друзей» различные подарки, иногда довольно дорогие.