Андрей Кончаловский. Никто не знает...

является основой власти. В культуре, противостоящей прогрессу, закон подчинен власти, а

зачастую и диктуется ею. При этом к власти приходят, как правило, силой.

В «положительной» культуре демократия — неизбежный исход развития. Она растворяет

силу авторитаризма и консолидирует плюрализм. В «отрицательной» культурной среде так

называемая «демократия» превращается в витрину, прикрывающую собой новые формы

авторитаризма.

Ученые-социологи называют определенные ценности, мировоззрения и

институциональные уклады, которые весьма схожи в крестьянских сообществах по всему миру

и созвучны с типологией Грондона. Здесь корень феномена универсальной крестьянской

культуры.

Для Кончаловского определение этого феномена принципиально, поскольку он твердо

убежден, что отечественная культура как раз и относится к типу культуры крестьянской.

Крестьянин рассматривает свою социальную, экономическую и природную вселенную как

место, где все нужные для жизни вещи существуют лишь в ограниченном количестве и всегда

дефицитны.

В типичном крестьянском обществе отдельная личность или семья могут процветать

исключительно за счет других. Типичный крестьянин практически не видит взаимосвязи между

трудом и технологией, с одной стороны, и приобретением достатка-богатства — с другой. Он

трудится «для пропитания», а не для накапливания богатства.

Крестьяне индивидуалистичны, и каждая их общественная ячейка видит себя в

непрерывной борьбе с соседями за свою долю дефицитного достатка. Преуспевающие личность

или семья рассматриваются как угроза стабильности общины. Точно так же крестьяне избегают

занимать лидерские позиции, боясь, что их мотивы вызовут подозрение. В таком окружении

вовсе неудивительно обнаружить, что крестьяне ищут богатых покровителей.

Крестьянские общины кооперативны лишь в той мере, в какой они уважают взаимные

обязательства. Совершенно чуждыми для них являются концепции общинного благосостояния и

общинной ответственности. Взаимная подозрительность ограничивает выработку

кооперативных решений.

Культура не только является существенным элементом, помогающим формировать

общество, но и самым важным фактором из всех. Такова исходная установка реального

консерватизма, который, как мы помним, исповедует Кончаловский.

Формула «Культура — это судьба», вытекающая из вышеописанных и других «источников

и составных частей» философско-культурологической концепции национального «домостроя»

Кончаловского, — фундаментальная для него мировоззренческая опора.

Почему из так замечательно задуманных российских преобразований либо не получается

ничего, либо получается черт знает что?

Убежденность наших преобразователей и реформаторов, формулирует свой

культурологический ответ Кончаловский, в том, что политика способна изменить культуру,

безосновательна. Русская история, напомню его точку зрения, как процесс развития культуры

еще не создала ментальность, готовую к принятию идеи как социализма, так и капитализма.

Культура формирует политическую реальность.

Поскольку культура русского народа относится к крестьянскому типу, постольку она очень

консервативна и малоподвижна. Этим типом культуры определяется и грязь в общественных

туалетах в стране, и страсть к неуплате налогов. И то и другое — выражение

безответственности индивида перед обществом. То, что можно назвать анонимной

ответственностью человека, чуждо крестьянскому сознанию. Русское крестьянство

исповедовало уравниловку, воспринимало государство как врага, поскольку оно всегда было

чем-то внешним по отношению к крестьянину, чужим, насильственным. А раз государство враг,

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

178

то и ответственности перед ним нет.

В России, в отличие от стран протестантской (или конфуцианской) культуры, к закону

всегда относились без уважения. А раз человек относится к закону легко, то и закон пишется

так, чтобы его не могли выполнить. Отсюда, по Кончаловскому, и особая истовость русского

человека в вере. Русский человек так истов в вере, потому что не уважает законов — в том

числе и Божьих. Поэтому русскому человеку ближе Бог прощающий.

Вот почему в России бороться, например, с коррупцией можно только путем устрашения,

с помощью мощных силовых институтов. Иначе нечего думать о построении сколько-нибудь

стабильного общества. Ведь у крестьянской ментальности либерализация законов

ассоциируется со слабостью власти, а слабость власти провоцирует анархию. По убеждению

Кончаловского, в постсоветское время в нашей стране произошла либерализация законов с

параллельным развалом силовых структур. Страх исчез. Никто ничего не боится. Хорошо еще, с

горькой иронией замечает режиссер, что русские до сих пор живут в XVI веке, а не