Андрей Кончаловский. Никто не знает...

модернизация? Кущевская по всей стране. Средневековье».

А ранее Кончаловский писал о том же в нашумевшей статье «Страна братков». Вот

показательные строки фрагмента в ее начале: «…в РОССИИ НЕТ ГРАЖДАН, А ЗНАЧИТ, НЕТ

ГОСУДАРСТВА. Вернее, государство есть, но оно само по себе — оно не может опереться на

своих граждан в решении каких-либо вопросов, касающихся строительства более совершенного

общества. Вот где можно увидеть драму Высшей Власти!»

Существенно, как в контексте этих представлений Кончаловский видит место

государственных лидеров, пришедших к власти на рубеже нулевых. «Да какая разница: Путин,

не Путин… У России свой генокод, к которому Путин не имеет никакого отношения. Это страна

XVI века — такой была, такой осталась. При нас было другое, это называлось советской

властью, хотя было по сути инквизицией… Советская власть прижала зверя раскаленной

решеткой. И никому не объяснишь, что при всех ее издержках и кошмарах она была все-таки

рывком вперед, в будущее, ко времени, когда зверь дикости и эгоизма будет загнан на место.

Сейчас он вырвался и ликует. Никакого атеизма при советской власти не было — это было то же

православие с той же нетерпимостью к инакомыслию и призывом «верить, а не размышлять»,

только поставленное с ног на голову…»

Вот квинтэссенция того, что формировалось в сознании Кончаловского в истекшие

десятилетия его жизни за рубежом и на родине. Он хорошо понимает, что «вышли мы все из

народа», из того самого народа, чей крестьянский менталитет не поддается либеральным

реформам, поскольку исполнение их всегда оказывается в руках в полном смысле «народной»

элиты.

Вернусь к фильму об Андропове.

«…Да, Андропов был человеком осторожным, — звучат финальные слова ведущего. — Но

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

181

у него были цели, у него были идеалы. Он верил в то, что систему можно улучшить… Он был

человеком чести. Он был человеком долга. Так он понимал свою миссию и так служил своей

стране. И за это мы должны его помнить и быть ему благодарны».

Понимая пафос этих заключительных слов, прежде всего потому, что в них есть

сострадание к человеку, образ которого держит в своем сознании автор картины, невольно

склоняешься к «чеховскому» взгляду на вещи. Я вновь вспоминаю фотокадр фильма с

изображением его героя, который то ли осторожно, то ли неуверенно движется по

колеблющимся навесным мосткам. Человек на середине пути, и у нас нет твердого убеждения,

что он преодолеет этот путь. Может быть, из-за того, что ему, как обыкновенному человеку, не

хватит на это ни решимости, ни сил.

6

Есть в фильме об Андропове кадры, которые, как мне кажется, никогда не могли бы

появиться в киноповествовании об Алиеве. Создатели первой картины проводят опрос на

улицах Москвы 2000-х: «Кто такой Юрий Андропов?» Никто из опрошенных не может дать

внятного ответа. Новые поколения наших граждан не знают человека, стоявшего, по мнению

автора фильма, в истоках перемен, происшедших в стране на рубеже XX—XXI веков.

Ничего похожего, я думаю, не могло бы произойти на улицах Баку, обратись те же люди к

азербайджанцам с тем же вопросом, но уже об Алиеве. И не потому, что Алиев скончался двумя

десятилетиями позднее Андропова. А потому, что в этой картине мы имеем дело с иным

человеческим типом, иной культурой, его взрастившей, а главное — с народом иной

ментальности, не успевшим социально и психологически состариться в ходе своей

исторической жизни.

Вот начало картины об азербайджанском лидере. Алиев является в переломный момент

своей политической карьеры — как спаситель народа, во время так называемого «Черного

января» 1990 года. На пресс-конференции в постоянном представительстве Азербайджанской

ССР в Москве он осуждает ввод советских войск в Баку и обвиняет Михаила Горбачева в

нарушении Конституции. Он и представился здесь с далеко идущим смыслом как персональный

пенсионер, бывший Глава КГБ АзССР, бывший Первый секретарь ее Коммунистической

партии, бывший заместитель Председателя Совета Министров СССР и т. д. Алиев

демонстративно сбрасывал с себя все высокие чиновные одежды Союза и выступал уже не

«бывшим», а настоящим политиком, готовым принять из рук своего народа груз новой миссии.

«В этот день бывший азербайджанский лидер заявил о своем возвращении в политику, —

комментирует автор фильма. — Человек, раздавленный тоталитарной системой, он бросил

вызов этой системе. Он знал, что он нужен своему народу, и это придавало ему силы. Я не знаю

другого государственного деятеля в советской истории, которому хватило бы смелости сделать