Андрей Платонов, Георгий Иванов и другие…

Живёт себе и живёт… в ней, наверно, не меньше петрозаводское™, чем в других, кто обитает на «петровом заводе». Вновь и вновь читая (не перечитывая, их нельзя перечитывать, их каждый раз читаешь!) стихи Аллы Красниковой, кроме их поэтического величия я переживаю такую духовную адекватность прямоте избранной ею речи, такое превосходство надо мной и всем остальным мужским родом, что было б всякий раз уныние мне неизбежным приговором… было бы – если бы не слёзы, если б не восторг.

* * *

Её не знает практически никто. И сама она себя поэтом не считает, хотя гений поэзии велел ей гениальные стихи. Но я называю её Поэтом, и, слава Богу, что смог узнать её и вырвать у небытия! Прямота её чувств выражает себя чаще всего через непрямые образы, о многозначности которых сама она (я спрашивал!) даже не догадывается. Через такие стихи, через такие образы познаёшь, что, как и всякие пути господни, пути поэзии неисповедимы:

Не грусти по-пустому, подумай о нас хоть минуту
Из твоих незнакомых, твоих сокровенных часов.

Хлынут годы дождей, и останется только «как будто»

И от имени Божьего не загорится лицо.

Пей, пустыня, свою долгожданную чистую каплю!

Пей последнюю связь с догола-откровенной порой!

Хлынут годы дождей, но уже я тебя не избавлю,

Никогда не избавлю от жажды твоей неземной…

Не вдруг поймёшь, что пустыня – это и земля и сама она, женщина и Поэт, женщина-поэт. Та и другая в тоске, та по живой любви к Господу, эта по живой любви к господину, ибо что для Земли Господь, то для женщины – возлюбленный господин. Тоска женщины по любви земной равна тоске земли по любви горней. И та и другая пьют чистую каплю последней надежды, горько предзная, что и годами дождей не избавят себя – душу и плоть свою – от тоски по долгожданному не-обретенному. Взыскуемо, но на земле невозможно.

Значит, неземное.

Она немногословна. Её стихи не так уж часто выходят за пределы восьми/двенадцати строк. По-мужски кратко, хотя и с женской свободой, исчерпывает она свои чувства, и мужество женского стиха делает его особенно острым, проникающим.

А вечером уйдут в закат купаться сосны,
И склонится нарцисс, сам по себе скорбя…
Мне не с кем нарушать порядок этот косный,
Мой день как ангел бел, лишь крылья – воробья.

Как самурайски коротка может быть декларация расправы над собой, как бескомпромиссен самоприговор! С дерзостью, которую только талант оправдывает, она непринуждённо допускает в одной фразе гибкую разнопадежность:

Я у тебя не спрашивала имя
и принадлежности к любви или коварству

И суховатая стройность начинает дышать, напитываясь проступившей мелодией. Она нежданно, непривычно словесна, даже, будто бы логически нелепа. Кажется, ради мелодии, а вчитаешься, оказывается – и ради смыслообраза:

По мне томится март в обманутых аллеях,
И, помрачневший вдруг, не спит своих ночей.

Ну а чьих ещё? Но от этих «своих ночей» её март делается живым существом, нервным юношей, добавляя тревожный сумрак бессоннице обманутых аллей.

Временами она беспощадна как Истина.

Я вешнего тебя не понимаю,
Несметно воплощение чужого!
Черемуха?., но это только в мае…
Беспамятство?., но это только слово…

Я сам себя не понимаю, когда перечитываю эти строки. Их возможный (вполне мыслимый, при антипоэтическом желании «разбираться») конкретный смысл даже не напоминает о себе под взглядом Истины, перед которой волею одной строки она поставила мир. «Несметно воплощение чужого»… – есть ли что страшней, чем эта констатация, такая прямая по смыслу, такая непростая поэтически? После неё и черёмуха весны, и беспамятство страстей – лишь солнечный зайчик, случайно мелькнувший в пропасть непобедимой чуждости.

* * *

Её стихи, многие из них, – это поэзия неутолённого рассудка, с которым наедине она смело остаётся сама и

беззаботно оставляет читателей. Когда читаешь её стихи, осознаёшь, что музыка их неотразима, и приходит понимание, нет… два: а) музыка лежит глубже умопостигаемого смысла поэзии; б) музыка и есть её – поэзии – настоящий смысл. По крайней мере, для Аллы Красниковой. И потому в её стихах музыка мелодии, музыка воображения, музыка как смысл… – приближена неимоверно близко к поверхности умопостигаемого и постигается как захватывающая поэтическая свобода, свобода-дерзость, свобода-безоглядность.