Андрей Смирнов

поглощающими все живое и неживое. Но это неверно. Не поглощают они ни жизнь, ни Силу, ни

материю, однако все это, соприкасаясь с ними, распадается. Вблизи них подтаивает само бытие,

возникшее от силы Элов, ибо они — отказавшиеся. Впрочем, сколь мне известно, все они ныне

истреблены.

Прекрасен был рождающийся мир. Долог первый рассвет. Я помню его. Солнце еще не

взошло, ибо не было еще Солнца, но мой народ — народ ванов — был уже тогда.

Мы были частью нового мира, душой его стихий. А мир менялся, оживал,  становился

больше, ибо приближались к нему прекрасные Элы.

Я не знаю, Благо или Зло несли они этому мирозданию. Могло быть и так, что их Благо

стало бы для нас великим Злом. Оттого мы страшились их прихода. Ведь Элы были совершенны и

хотели   сотворить   совершенный   мир,   а   мы   боялись,   что   сотворение   из   несовершенного   мира

совершенного обернется для нас гибелью, как обернулось гибелью для обитателей мглы и теней

сотворение несовершенного мира из пустоты.

Сказала Рола:

— Но ведь благодаря животворящей силе Элов вы пробудились к существованию. Не были

ли они для вас добрыми пастырями?

Сказал Мъяонель:

— Но ведь и пастырь заботится об овце из своего стада и оберегает ее для того, чтобы рано

или поздно съесть ее самому.

Сказала Рола:

— Что же внушило вам столь мрачные мысли об Элах?

Ответил Мъяонель:

—  Мы видели судьбу наших предшественников и не хотели исчезнуть бесследно, пусть

даже и во имя Совершенства.

Сказала Рола:

— Что же позволило вам выстоять?

— Мы и не помышляли о войне с Элами, — молвил Мъяонель. — Да мы и не видели их,

но только лишь догадывались об их приближении. Относительно же того, что отвратило Элов от

мира и заставило их оставить мир несовершенным, у меня нет правды — только лишь несколько

легенд.

— Расскажи мне об этих легендах, — сказала Рола.

—  Хорошо,   —  ответил  Мъяонель,   —  я   изложу  тебе   самую  красивую  из  них.   Однако,

слушая  мой рассказ,  ты  должна   помнить,  что  половина   рассказа  —  ложь,   и я  не  знаю,   какая

именно половина, ибо я не Эл, а только лишь обитатель мира Сущего.

Сказала Рола:

— Я помню об этом.

— Среди Элов, — начал Мъяонель, — нашелся некто, кто вгляделся в рождающийся мир и

полюбил его таким, каким тот был тогда, пусть даже и несовершенным. Так мастер, вырезающий

из деревянного бруска статуэтку, может усомниться: следует ли снять еще один слой древесины,

или же того, что уже снято, будет довольно? И в этот миг могут враждовать и противоречить друг

другу его мысли, хотя никто не назовет такого мастера безумным. И, не зная, как поступить, этот

мастер   может   оставить   творение   и  заняться   другими   делами.   Но   постоянно   его   будут   грызть

сомнения: закончил ли он работу? И, видя в своей работе многие недостатки, он все же не станет

подступаться к ней, опасаясь испортить то, что есть, ибо творение все-таки прекрасно. Но, желая

исправить недостатки, он потеряет и покой и сон. Он спросит окружающих — но окружающие

будут хвалить его работу. Тогда, чтобы избавиться от сомнений, он может подарить кому-нибудь

свою работу и начать новую.

Также   и   тот   Эл   увидел   некую   новую   гармонию   в   еще   незаконченном,   и   не   пожелал

разрушать эту гармонию ради другой, пусть даже и лучшей. Не следует хвалить его за это, как не

следует и проклинать, ибо он следовал своим желаниям и своему взгляду на вещи, как другие Элы

следовали своим желаниям и своему взгляду.

— Между ними началась война? — Спросила Рола.

Но Мъяонель покачал головой.

—  Не думаю, что это возможно. Впрочем, я слишком мало понимаю природу Элов, и,

чтобы понять, вынужден прибегать к сравнениям — а это не есть истинное понимание.

Это было скорее обманом, а не войной. Тот Эл, о котором я говорю, обманул своих братьев

—   так   же   как   мастер   обманывает   себя,   расставаясь   с   работой,   недостатки   которой   видит,   но

исправить их — уже не смеет.

— В чем же заключался его обман?

— Он побудил Элов преждевременно прикоснуться к мирозданию. Не приблизившись еще

на должное расстояние — отразить себя в нем.

— Для чего?

—  Так   рождены   были   боги.   Их   называют   творцами,   но   это   неверно,   ибо   они   лишь

оформили то, что уже было, а новое, качественно иное могли творить только Элы.

Но вот Элы приблизились к миру и увидели богов. Боги же были готовы вступить с Элами

в битву, чтобы защитить то Сущее, богами которого они были. Разгневались Элы, но сказали сами

себе: «Можем ли мы бороться с собственными детьми? Что ж, пусть это несовершенное Сущее

станет их владением, а мы поищем себе другое место, где сотворим иной, совершенный мир. И не

станем больше зачинать детей, чтобы никогда повторилось того, что мы видим ныне и чтобы

никто в новом творении не стал защищать несовершенное от совершенного Блага.» Сказав так,

удалились Элы. А боги остались владеть всем Сущим.

— А что же стало с тем Элом, который пожелал несовершенного?

—  Не следует считать, что он пожелал несовершенного. В себе самом он — такое же

Благо, как и остальные Элы. Он лишь увидел в несовершенстве иное совершенство, и пожелал

сохранить его.