времени, чтобы повернуть рычаг в стене. Тогда сработал механизм, над которым трудились
монахи последние два месяца, и рухнул потолок в той части коридора, где была Эала, и тонны
камней погребли ее под собой.
Хаввир выбрался из коридора через другой ход, подготовленный заранее. Когда увидели
его монахи, возликовали и возрадовались, и с радостным кличем устремились к своему
настоятелю.
Перед тем, как отправиться в обратный путь, решили монахи обыскать башню. Если
находили они человеческие остатки, то выносили во двор и сжигали их (так было принято в
Цалатхэне), из имущества же хэи Гоира не брали ничего. Настоятель Хаввир и Леин, самый
молодой из монахов, поднялись в верхнюю часть башни, ибо хотелось взглянуть им на гнездо этой
удивительной птицы. Поднимаясь по лестнице, услышали они детский плач и ускорили шаги. В
большой комнате на вершине башни, где раньше была спальня вельможи, нашли они мальчика
нескольких месяцев отроду. И хотя был грязен ребенок, не было на нем ни ран, ни болячек.
В сильном изумлении сказал Леин:
— Откуда здесь этот ребенок? Ведь сколько ни наблюдали мы за Женщиной-Птицей, не
видели ни разу, чтобы детей или что-либо еще приносила она в свою башню.
Сказал Хаввир:
— Я думаю, это ее сын. Я видел ее так же близко, как вижу сейчас тебя. Полны были ее
груди, а из сосков текло молоко.
Воскликнул Леин:
— Но ведь это человеческое дитя! Нет у него ни крыльев, ни железных когтей, ни чего-
либо подобного!
Сказал Хаввир:
— Очевидно, потому, что в нем больше крови отца, чем матери.
Спросил Леин:
— Но кто же отец его?
— Ты мог бы и сам догадаться, — ответил ему настоятель. — Или ты не слышал историю
о кончине хэи Гоира? Один из ближних слуг его рассказывал, что, услышав в тот день сильный
шум на верху башни, поднялся он и заглянул в проем двери. Увидел слуга, что мертвы воины
Гоира и жена его, но сам он совокупляется с этим демоном.
— Вы полагаете, наставник, что это сын хэи Гоира и Женщины-Птицы? Но если так, как
же нам поступить с ним?
— Мы возьмем его с собой и воспитаем, как должно, — ответил Хаввир. — Также возьмем
с собой сияющую сферу, что лежит близ него, ибо мне кажется, что это весьма необычная сфера, а
раз так — нельзя допустить, чтобы она попала в руки воров и бродяг.
Так они и поступили. Весть об уничтожении Женщины-Птицы и о том ребенке принесла
монастырю немало благ, а настоятелю — славу: красивую легенду сложили о походе его.
Меж тем, проходило время, и рос мальчик в монастыре Киуна. Был он весьма ловок и
прилежен в учении, и радовались монахи, глядя на него. Впрочем, некоторые особенности все же
отличали его от человека: никогда не болел он, а кожа его, будучи на ощупь кожей обычного
ребенка, могла становиться прочной, как доспехи, если он желал этого.
И вот, прошло тринадцать лет.
И появился в городе, где стоял монастырь, некий странник. Что можно сказать о
внешности его? Немногое, ибо ничем не был он примечателен. Широкоплечий, среднего роста, с
самым обычным лицом, в одежде не бедной и не богатой. На плечах его был плащ с капюшоном.
Странник пришел в обитель Киуна и искал встречи с настоятелем. Сказал Леин (а он встретил
странника):
— Наш настоятель — весьма занятой человек. Может быть, я могу помочь вам? Впрочем,
если дело действительно важное, я, конечно, сообщу хэи Хаввиру и скажу, когда он сможет
принять вас.
Но сказал тот человек:
— Что ж, ответьте, если можете, на мои вопросы. Правда ли, что настоятель ваш
руководил походом против некой Женщины-Птицы и уничтожил ее?
Сказал Леин:
— Истинно так. Я сам был там и видел все своими глазами.
Сказал странник:
— Правда ли, что в башне Женщины-Птицы обнаружился мальчик, которого вы посчитали
ее сыном?
Сказал Леин:
— И это правда. Несомненно, он ее сын, ибо выказывает, хотя и не так сильно, как его
мать, некоторые способности, не свойственные человеку.
Сказал странник:
— Кто же отец его?
Сказал Леин:
— Хэи Гоир, прежний владелец той башни, где жила Женщина-Птица. Но скажите,
почтеннейший, кто вы и отчего вас так интересует эта история?
Сказал странник:
— Я задам последний вопрос, а после отвечу на ваши. Итак, скажите, отчего вы оставили в
живых сына Женщины-Птицы, если саму ее считали чудовищем?
Сказал Леин, покачав головой:
— Многие задавали нам этот вопрос. Прежде нас грызли сомнения, но теперь мы видим,
что правильно поступили, сохранив ребенку жизнь. Ведь хотя мать его — чудовище, порождение
злого бога Тороша, все-таки половина крови его — человечья. С нашей помощью сумел он
отринуть дурное наследство матери-птицы. Прилежен он в учении и со временем, как мы
надеемся, станет добропорядочным жителем нашего города, а, быть может, и братом нашим.
Удовлетворил ли я ваше любопытство? Поведайте же мне, кто вы и что вам до этого ребенка?
Ответил странник, отбросив капюшон:
— Ты желал знать, кто я? Можешь называть меня Торошем.