То есть я попытался выговорить — вышла белиберда. Я запаниковал. Я что, по-русски
разучился разговаривать?.. Я же прекрасно все помню! Я, Леонид Маляров, а не этот... сьер Андрэ...
Я попробовал еще раз. По-русски.
Получилось что-то вроде: «Ах-с ти-и ооп ффашшу...»
Такое ощущение, что шепелявый иностранец в первый раз попытался заговорить по-русски.
Но я же не иностранец! Я коренной россиянин!..
...Между тем издаваемые мной чудовищные звуки вызвали весьма бурный эффект. Старуха
отступила на два шага. Девка испуганно икнула. Тибо... Мой слуга Тибо разразился новым потоком
ругательств.
— Ах вы чертовы шлюхи! — заорал он. — Вы что с моим господином сделали?!! А?! А ну
давайте быстро возвращайте все как было!
И схватился за топор.
И тут я понял: это не глюк и не сон. Не бывает настолько достоверных снов.
И если я не вмешаюсь, мой слуга в следующую секунду начнет кромсать бабку топором.
— Стоять, Тибо!!! — взревел я.
Поскольку на этот раз я не пытался себя контролировать, сказано это было на языке, который
теперь, видимо, стал для меня родным. То бишь на французском. Средневековом французском.
Подействовало. Тибо остановил молодецкий замах и уставился на меня с нескрываемой
радостью.
— Ваша милость! Так с вами все в порядке?
— Все нормально, — я оттащил его от женщин, — они мне очень помогли.
— Так вы все вспомнили?
— Эээ... — Все, что я имел, это кое-какие практические навыки сьера Андрэ и способность
говорить на его языке. Более ничего! — Оставайся тут, мне надо отлучиться.
Именно так. Подумать. И отлить заодно.
Снаружи стояла полнейшая темень. Средневековье, блин! Целые века до электричества.
Пахло навозом. Где-то неподалеку брехала собака. У изгороди переступали и пофыркивали
наши кони.
Что же со мной произошло?
Так, прежде всего — спокойно. Надо понять, что случилось.
Я помнил субботний вечер. Помнил, как мы со Светкой шли из гостей. Вспомнил этих двух
козлов на машине... Вспомнил выстрел... Ну я хорош! Так лохануться...
И тут меня вдруг обожгла одна мысль... одна мелкая такая мыслишка... Так они, что,
получается, убили меня, что ли?..
Бред. Что значит «убили»? Вот он я — стою, гляжу по сторонам, ни черта в происходящем не
понимаю...
...и нахожусь при этом в чужом теле.
Вот последнее — относительно чужого тела — я осознавал очень четко. Даже если забыть о
том отражении, которое я видел в герардовском трактире. Ощущение, что моя бренная душа сменила
место жительства, происходило исключительно изнутри.
Во-первых, изъяснялся я теперь по-французски. Во-вторых, я стал иначе воспринимать мир.
Слух стал острее. Запахи различал куда лучше, чем раньше. И тело стало другим. Оно и раньше было
не хилым, но сейчас в нем чувствовалась настоящая сила. При том что оно стало как-то гибче,
послушней. Это трудно описать... Я вдруг понял, что спокойно могу подкинуть килограммов сто или
разогнуть подкову. Я был даже уверен, что уже их разгибал.
И мечом, который болтался... Нет, не болтался — очень удобно и уютно
бедра, я умею орудовать. Умею и люблю.
Вжик! Не успел я подумать, а меч уже был у меня в руке. Выпад, отход... Ничего себе! Я даже
двигаться стал по-другому. И дистанцию чувствовал иначе... А это простое действие: взмахнуть
мечом, доставило мне ни с чем не сравнимое удовольствие. Блин! Я был уверен, что могу рубить и
колоть этой железной фиговиной хоть два часа кряду. Без устали. С кайфом.
Но все-таки как я здесь оказался? И куда делся сам сьер Андрэ?
Ни в чудеса, ни в жизнь после смерти, ни в переселение душ я никогда не верил. Раньше не
верил.
А может, все это — мой бред, фантазия? Может, лежу я под капельницей, с пулей, застрявшей
в черепе, и глючу, что я — не я, а благородный рыцарь сьер Андрэ де Монгель...
Луна выглянула из-за туч. За моей спиной — дом ведьмы Рихо. У плетня — лошади.
Подальше чернел лес. Под ногами — жирная грязь. Какие-то росточки, огород... Кажется, я стоптал
ведьмину грядку. Нехорошо получилось... С точки зрения Леньки Малярова. Сьеру де Монгелю на
грядки начхать.
Стрекотали сверчки, шумел ветер в кронах деревьев. И запахи... а что запахи? Обычные запахи
ночного леса. Если исходить из того, что все вокруг не плод моего больного воображения, что тогда,
а?
Я попытался думать о Светке. Вспомнить, какая у нее грудь, какая родинка на бедре. Как она
бормочет, закрыв глаза: «Ленька, ну Ленька...»
Абсолютно никаких чувств. То есть как будто о постороннем человеке. А ведь у нас была такая
романтическая любовь... Была? Или будет? Или Светка — тоже плод воображения?
Я постоял под порывами ночного ветра еще минут десять. Ничего умного в голову не
приходило. Ясно одно: о том, кто я есть, трепаться не стоит. Не то даже мой верный Тибо сочтет, что
я окончательно спятил.
Значит, надо вести себя тихо и дальше старательно изображать полную амнезию. В родовое
имение Монгелей возвращаться нельзя ни в коем случае. Тибо-то простоват, а вот папаша Андрэ и