Андрей Тарковский. Сталкер мирового кино

Планы, планы. С Клюге он хочет сделать фильм о Рудольфе Штейнере[15]. С «Гофманианой» дело не продвигается. Ему дают понять, что в кинобизнесе все определяют деньги. Поэтам там трудно. В издательстве «Ульштайн» выходит его книга «Запечатленное время». Мысли об искусстве, эстетике, поэтике кино – тексты, в большинстве своем написанные им еще в Москве. На Берлинском кинофестивале он чувствует, что ему уделяют мало внимания. Он предполагает, что им хотят пожертвовать в угоду кинокоммерции Восток – Запад. Часто он подавлен, ссорится с женой, устает, замыкается в своей меблированной квартире. Все еще жизнь на чемоданах.

Скромная меблированная квартира в Берлине, мы видим ее интерьер.

Из дневника Тарковского. 27 февраля 1985 года. Берлин – отвратительный город. Надо уезжать отсюда по возможности быстрее. Меня на фестивале оскорбили, обошлись со мной так, как это могли бы сделать в Москве. Я лечу 1-го. С немцами полная неясность в отношении здешних возможностей.

И снова Готланд. Мы присутствуем при съемке финального кадра с мальчиком, сыном героя. Он поливает дерево, посаженное отцом, ложится под деревом. – Оператор у кинокамеры, рядом – Тарковский.

Автор. Наконец-то Готланд. Наконец-то работа над фильмом «Жертвоприношение». Съемки последних эпизодов. Такое чувство, что он хочет вместить в эту ленту все – сведение счетов с материальностью нашего времени, с его безбожностью, с отсутствием духовности. Также сведение счетов со своей женой, которую он всерьез считает ведьмой, с этой своей ненавистью и любовью одновременно, которой он в фильме воздвигает сомнительный памятник, показав эту истеричную эгоцентристку с величайшей точностью, вплоть до деталей, до заколки в волосах.

Он словно одержим и при этом скачкообразен в эмоциях: то дарит теплотой, радостью, сердечностью, то вдруг становится неприступным, злым.

На экране– фрагмент из фильма «Жертвоприношение». Начальные кадры – разговор отца с сыном. Вернее – говорит отец, сыну нельзя говорить после операции на горле: «Подойди сюда, помоги мне, Малыш. Ты знаешь, однажды, давно это было, старец из одного монастыря, его звали Памве, воткнул вот так же на горе сухое дерево и приказал своему ученику – монаху Иоанну Колову – монастырь был православный, приказал ему каждый день поливать это дерево до тех пор, пока оно не оживет. Положи сюда камень… И вот каждый день Иоанн по утрам наполнял ведро водой и отправлялся на гору, поливал эту корягу, а вечером, уже в темноте, возвращался в монастырь. И так целых три года. В один прекрасный день поднимается он на гору и видит: его дерево сплошь покрыто цветами! Все-таки, как ни говори, метод, система – великое дело. Ты знаешь, мне иногда кажется, что если каждый день точно в одно и то же время совершать одно и то же действие, как ритуал – систематически и непреложно – каждый день, в одно и то же время непременно, то мир изменится, не может не измениться…»

Из дневника Тарковского. 6 марта 1985 года. Шведы ленивы и медлительны и интересуются лишь выполнением каких-то формальностей. Съемки следует начинать в 8 часов и ни минутой позже! И это на натуре! Наверно, это единственная страна, где на съемках фильма работают, как служащие в какой-то конторе. От сих до сих – совершенно не задумываясь, что фильм создается. Но где речь идет о творчестве, там нет места какой-либо регламентации. И наоборот. Они работают плохо, правда, плохо.