Ангел + ангел + студент

– Нет, – разочарованно закусила губу Лидия Анатольевна. Хотя и она никогда не «горела» на работе и детей любила скорее по обязанности, но, видя такое явное пренебрежение к малышам, расстроилась. – Гузину маму нашли убитой в парке. Естественно, без документов. Девочка попала к нам. Ни отец, ни другие родственники не объявились. Имя ей дал Василий Потапович, он же и с отчеством помог, хотя сначала хотели Гузелью Алимовной назвать.

– Что за бред? Почему Алимовной? – толстый палец заведующей без интереса переворачивал странички, пока не наткнулся на небольшую цветную фотографию. Молодой красивый майор, с восточным разрезом глаз, мягко улыбался в аккуратно подстриженную бороду и прижимал к груди невысокую хрупкую блондинку. Заметно было, что девушка намного моложе своего спутника, но по счастливому сиянию её глаз, по позе, в которой застыла перед фотоаппаратом юная фигурка, любой, даже самый неопытный психолог, прочитал бы абсолютное безграничное счастье.

– На фотографии сзади надпись: «Я и мой Алимушка». Вот мы и предположили, что он и есть отец девочки.

– Отец – это когда в соответствующей графе стоит: отец Тютькин Иван Иванович, а когда в графе стоит – набля…

– Побойся Бога, Альбина. Убили ведь, девочку, – Лидия Анатольевна, нервно прикусив губу, отошла к окну.

– Раз убили, значит было за что, – авторитетно заявила Альбина Николаевна и, закрыв папку, резким движением отправила её на край стола.

   Маленький яркий квадратик вылетел и прокружившись в воздухе, медленно приземлился у ног Василия Потаповича. Быстро нагнувшись, сторож подобрал фотографию и, незаметно для женщин, опустил в карман.

– Потом я эту фотографию в книжку положил и забыл. Читаю-то я редко, работы много, – сторож, поняв, что добавки не будет, начал поклевывать носом. – А года два назад нашёл и сразу же Гузелечке показал. Видал бы ты, Алимушка, как она обрадовалась: «Теперь, – говорит, – дедушка Вася мне, по любому, надо выжить. У меня же папка где-то бесприютный бродит». Я, бывало, как норму перевыполню да к утру маюсь, так она, воробушек мой, на кухне рассолу сопрет, поит меня да приговаривает: «Ох, дед Васька, берегись. Найду папку, мы тебя, алкаша, на чистую воду переведём».

   Минут десять Алим усиленно сдерживал ком в горле. Выйдя из темного помещения, он наполнил лёгкие вечерним июньским воздухом. Перед глазами ожило счастливое лицо Милочки. Празднование девятого мая в парке. Огромные карусели, поднимающие их над землей и её горячий шепот, заполняющий все клеточки мозга: «Люблю тебя, Алимушка, рыбка моя золотая». И веселый пожилой фотограф. И фотография.

– Мы должны найти их раньше, чем Лазоревские ищейки, – не оглядываясь сказал он, вышедшему вслед за ним Тимуру.

ГЛАВА 22

Ира Марпл

   Устало склонив голову, Ира шла по закипающей июньской жаре. Кто бы мог подумать, что после такого холодного начала июня, неожиданно, буквально со дня на день, пришла палящая, забивающая лёгкие, жара. Даже метеорологи не обещали жары раньше двадцатых чисел, но, как всегда, ошиблись.

Интересно, как могла женщина, получающая всю жизнь более, чем хорошую зарплату, купить квартиру на самом краю города? Хотя, тогда, наверное, ещё получали от государства. Где дадут, там и живёшь. И всё равно, как будто пряталась от кого-то, не желала выставлять на обозрение свою личную жизнь. Но разве спрячешь? Первые же люди в галерее, у которых Ира поинтересовалась Зинаидой Павловной Сковородниковой, вспомнили её не как бессменного секретаря профессора Тышкевича, женщину с безупречно тонким вкусом и особым чутьём, а как банальную любовницу своего шефа.

   Незаметно прошло две недели со дня похищения Максима, а весточки от него так и не появилось. Соня последнее время ослабела и почти не выходила из квартиры. Сейчас она жила в доме родителей. Игорь, почувствовав, что его пытаются оторвать от миски с бесплатным «Вискасом», решил бороться до последнего. С отчаяньем умирающего защитника катакомб он держал оборону, разбирая каждый день чемоданы, собранные Наташей. Первые дни горничная звонила Соне, активно ябедничала, прессинговала на принятие радикальных мер, но каждый следующий день, проведённый без Максима, делал Соню всё более равнодушной ко всем проблемам, которые не касались любимого человека. Поняв, что хозяйка в данный момент не способна на поступки, девушка взяла решение на себя. Последние дни конфронтация между «законной горничной» и «вообще непонятно каким хреном моржовым», перешла с уровня словесных перепалок на уровень неприличной драки.

   «Ну, Шуба, если ты жив, то в твоих интересах вовремя умереть, потому что, то что ты сейчас творишь, не влезает ни в одни ворота. Ещё пару дней и Соню можно будет отпевать».