Ангел для кактуса (СИ)

— Что? — Я не могу смотреть на нее без улыбки. Лина мелет какую-то несуразную чепуху, но эта чепуха действует на меня положительно. — Я просто хочу взглянуть на ваш профиль, и все.

— Ну да, конечно. — Она складывает руки у груди, как это делала уже несколько раз, и буравит меня взглядом, прячась под очками. — Ты хитрый жук. Твои потаенные мысли скрыты под слоем помпезной обаятельности, но я читаю тебя насквозь. Ты снова хотел, чтобы я…

— Погоди!

— … произнесла это…

— Стоп! Остановись! — я смеюсь и сворачиваю на Московскую. — Не хочу слышать все, что ты намерена сказать мне дальше. Давай отмотаем немного обратно. Так ты считаешь меня обаятельным?

Лина дергается, собираясь меня ударить, но я все еще предлагаю ей взять мой айфон…

— Я такого не говорила! — С жаром открещивается она. — Положи его сюда, — указывает на приборную панель, — я возьму его оттуда.

Я делаю так, как она желает, после чего театрально почесываю нос:

— В твоей речи было что-то такое про помпезность… Не напомнишь?

— Я сказала это ради сравнения!

Сняв очки, она утыкается в мой айфон, а через пару секунд возвращает его обратно, позабыв об осторожности. Но прежде, чем забрать его из ее рук, я внимательно смотрю ей в глаза, потому что совсем не собираюсь провоцировать Лину на это ее «оуч». Хотя то, как она его произносит, вызывает соблазн повторить предыдущий трюк.

Но все проходит гладко, телефон у меня.

— И с кем ты меня сравниваешь? Только придумай что-нибудь новенькое, не надо повторяться.

— Тебе это так важно знать?

Я киваю:

— Важно. — Подписываюсь на профиль их цветочной лавочки и откладываю айфон в сторону.

— С чего бы это?

— Самовлюбленному эгоисту необходимо знать, что о нем думают.

Лина смеется:

— Я же вижу, ему плевать.

И пока я нахожусь, что ответить, мы сворачиваем на парковку мини-маркета. Красная "Киа" оказывается по соседству.

Я глушу двигатель, кладу локти на руль и поворачиваюсь к Лине:

— Признайся, у тебя просто нет подходящего сравнения, кроме как «обаятельный».

Кажется, она снова жаждет меня ударить, но ее порыв отнюдь не агрессивный. Он больше похож на своеобразный коннект через прикосновение, и это говорит о том, что Лина впустила меня на свою территорию еще тогда, когда впервые ударила.

— У меня есть тысяча сравнений для тебя! — она отстегивается и выбирается из машины. Но не спешит в магазин: обняв плошку с цветком, терпеливо дожидается, пока и я выйду тоже, открою заднюю дверцу, достану ящик…

Сейчас Лина такая покладистая: неторопливая, мягкая, совершенно своя, как будто мы уже лет двадцать делаем что-то вместе. Ее злость осталась только в словах. В словах, за которыми она все время прячется.

Я смеюсь:

— Около десяти я уже слышал. Осталось девятьсот девяносто, — приближаюсь к ней с первой партией фиалок. — Сколько еще дней нам нужно провести вместе, чтобы ты успела уложиться? Лета тебе хватит?

Она не выдерживает и пихает меня локтем. Я разыгрываю комедию, что вот-вот и уроню ящик. По ее лицу на миг расползается испуг, но тут же сменяется на праведный гнев. Когда Лина сердится по-настоящему, трясется земля и замолкают все птицы, прежде щебетавшие на ветках. Но такой она мне нравится даже больше.

— Ты когда-нибудь бываешь серьезным? — Она открывает дверь, звоном колокольчиков оповестив Ларису о нашем появлении.

— Я всегда серьезен, — следую строго за ней.

Лариса смотрит на нас с интересом, в ее взгляде читается вопрос: «Вы так и не сумели найти общий язык или вам присущ именно такой стиль общения?».

Я ставлю ящик туда, куда мне указывают, и отправляюсь за вторым. А потом за третьим, четвертым и пятым. Лина тем временем колдует над ценником, попутно рассказывая маме о том, что мы придумали. Я ловлю обрывки их диалога, но и без того понимаю, что Лариса лишь позволяет нам эту маленькую шалость, хотя, конечно, совершенно не одобряет. Но я, честно говоря, на что-то большее и не рассчитывал.

К магазину подъезжает "Ивеко-Дейли" с логотипом оранжереи и яркой надписью, один в один, как вышивка на фартуке администратора. Пальму заносят внутрь помещения и предлагают Ларисе расписаться. Не знаю, успела ли Лина рассказать ей и об этом, но Лариса стоически держится и пока не возмущается. Но по выражению ее лица видно, что это просто «пока»…

— Она отлично впишется в тот угол, — будто бы равнодушно сообщает Лина, но, спрятавшись за спиной матери, испепеляющее смотрит на меня и стучит кулаком себе по лбу, как бы намекая на то, что я идиот.

Я воспринимаю ее жест, как знак: настала моя очередь объясняться. Поэтому подхожу ближе к Ларисе и выкладываю все, как есть. Мне самому до конца не верится, что эффект неожиданности сработает нам на руку и тот импульсивный дядька немного смягчится. Но я улыбаюсь, и Лариса улыбается мне в ответ. На самом же деле пальма — подарок цветочной лавочке… точнее, персональный подарок Лине. Но если я скажу об этом Ларисе напрямую, боюсь, она останется не в восторге. Она и так еле согласились принимать от меня вполне себе справедливую помощь.