Ангел для сестры

— А если подавший жалобу пациент несовершеннолетний?

— Согласие не требуется до тринадцати лет. До того мы полагаемся на родителей, которые дают информированное согласие на лечение за своих детей.

— А если они не могут?

Врач моргает:

— Вы имеете в виду, если они отсутствуют?

— Нет. Я имею в виду, если имеются другие планы, которых они придерживаются, и эти планы в какой-то мере мешают им сделать выбор в пользу интересов этого ребенка.

Моя мать встает и говорит:

— Протестую! Это спекуляции.

— Протест принимается, — отзывается судья.

Не теряя времени, Кэмпбелл снова обращается к свидетелю:

— Родители контролируют решения, касающиеся здоровья их детей, до восемнадцатилетнего возраста?

На этот вопрос я могу ответить сама. Родители контролируют все, если ты не как Джесс и не творишь такого, что они скорее станут игнорировать тебя, чем изображать, что знают о твоем существовании.

— Юридически, — отвечает доктор Берген. — Тем не менее по достижении подросткового возраста, хотя дети не могут давать официального разрешения, но должны быть согласны на проведение любых процедур в больнице, даже если родители уже поставили свои подписи за них.

Если вы спросите мое мнение, то это правило — оно как законы против перехода улицы в неположенном месте. Все знают, что так не нужно делать, но почти никого это не останавливает.

Доктор Берген продолжает говорить:

— В редких случаях, когда подросток и его родители не могут договориться, комитет по этике принимает во внимание несколько факторов: послужит ли эта процедура на благо ребенка, как соотносится предполагаемый риск с ожидаемой пользой, возраст и уровень развитости подростка, а также аргументы, которые он или она выдвигает.

— Комитет по этике больницы Провиденса когда-нибудь собирался для обсуждения методов лечения Кейт Фицджеральд? — спрашивает Кэмпбелл.

— Дважды, — отвечает доктор Берген. — Первый раз в две тысячи втором, когда обсуждалось, стоит ли пытаться провести для нее трансплантацию стволовых клеток периферической крови, поскольку трансплантация костного мозга и несколько других процедур не дали результата. Второй раз недавно, для обсуждения вопроса, пойдет ли ей на пользу пересадка донорской почки.

— К какому заключению вы пришли, доктор Берген?

— Мы рекомендовали провести Кейт Фицджеральд трансплантацию стволовых клеток периферической крови. Что касается почки, наш комитет не выработал единого мнения.

— Не могли бы вы объяснить?

— Некоторые из нас склонились к мысли, что в результате применения различных методов лечения пациентка находится в таком состоянии, когда операция по пересадке важного органа может принести больше вреда, чем пользы. Другие полагали, что без пересадки она все равно умрет, а потому вероятная польза превышает возможный риск.

— Если ваш комитет разделяется во мнениях, кто тогда принимает окончательное решение, что будет сделано?

— В случае с Кейт, так как она еще несовершеннолетняя, ее родители.

— При обсуждении комитетом методов лечения Кейт затрагивался ли вопрос о том, какому риску подвергается донор?

— Это не было предметом дискуссии…

— А как насчет согласия донора Анны Фицджеральд?

Доктор Берген сочувственно смотрит на меня, и это еще ужаснее, чем если бы он считал меня низким человеком хотя бы за то, что я осмелилась подать этот иск.

— Это не требует обсуждения, — качает головой врач, — ни одна больница в стране не станет забирать почку у ребенка, который не хочет быть донором.

— Значит, теоретически, если бы Анна воспротивилась этому решению, то дело, скорее всего, оказалось бы на вашем столе?

— Ну…

— Дело Анны оказалось на вашем столе, доктор?

— Нет.

Кэмпбелл приближается к нему:

— Можете вы объяснить нам почему?

— Потому что она не пациент.

— Правда? — Адвокат вытаскивает из портфеля стопку бумаг и передает их сперва судье, затем доктору Бергену. — Это медицинская карта Анны Фицджеральд из больницы Провиденса, где собраны сведения за последние тринадцать лет. Почему они там накопились, если она не была пациенткой?

Доктор Берген быстро просматривает документы и заключает:

— Ей проводилось несколько инвазивных процедур.

«Давай, Кэмпбелл», — мысленно подбадриваю я своего адвоката. Хотя я и не из тех, кто верит в рыцарей на белых конях, которые приходят на помощь попавшим в беду девицам, но ситуация немного похожая.

— Не кажется ли вам странным, что за тринадцать лет комитет по медицинской этике ни разу не собирался для обсуждения того, что делалось с Анной Фицджеральд, учитывая толщину этой медицинской карты и сам факт ее существования?

— Мы полагали, что она по собственному желанию выступает в качестве донора.

— Вы утверждаете, что, если бы раньше Анна заявляла, что не желает отдавать свои лимфоциты, гранулоциты, пуповинную кровь или даже набор средств от пчелиных укусов из своего рюкзачка, комитет по этике вел бы себя иначе?

— Я вижу, к чему вы клоните, мистер Александер, — холодно произносит психиатр. — Проблема в том, что подобных ситуаций в прошлом не возникало. Прецедентов нет. Мы, как можем, стараемся нащупать путь.