— Мы можем продолжить стимулировать ее ПТРК, — говорит доктор Чанс, — но я думаю, последний спад в показателях свидетельствует о том, что девочка извлекла максимум возможного из этого курса.
— А как насчет трансплантации костного мозга?
— Это рискованно, особенно для ребенка, у которого клинические симптомы рецидива не проявились полностью. — Доктор Чанс смотрит на нас. — Сначала мы должны попробовать кое-что еще. Это называется «инфузия донорских лимфоцитов» — ИДЛ. Иногда переливание белых кровяных клеток от подходящего донора помогает исходным клонам клеток пуповинной крови бороться с пораженными лейкемией. Представьте, что они — армия спасения, поддерживающая линию фронта.
— Это вернет ее к ремиссии? — спрашивает Брайан.
Доктор Чанс качает головой:
— Это временная мера. У Кейт, скорее всего, разовьется полный рецидив болезни, но таким образом мы выиграем время, чтобы укрепить ее защитные силы, прежде чем прибегать к более агрессивным методам лечения.
— А сколько времени потребуется на доставку сюда лимфоцитов? — спрашиваю я.
Доктор Чанс поворачивается ко мне:
— Это зависит от того, как быстро вы сможете привести Анну.
Когда двери лифта открываются, внутри находится всего один человек — бездомный в ярко-голубых очках и с шестью пластиковыми пакетами из супермаркета, набитыми каким-то тряпьем.
— Закрывайте двери, черт вас подери! — кричит он, как только мы заходим в кабину. — Не видите, что я слепой?
Я нажимаю кнопку, чтобы спуститься в вестибюль.
— Я могу привезти Анну после занятий. Завтра детей отпускают из садика в полдень.
— Не трогайте мою сумку! — рычит бездомный.
— Я не трогала, — возражаю я отстраненно и вежливо.
— По-моему, лучше этого не делать, — говорит Брайан.
— Я к нему не приближаюсь!
— Сара, я имел в виду ИДЛ. Я не думаю, что нужно везти сюда Анну, чтобы у нее взяли кровь.
Безо всякой причины лифт останавливается на одиннадцатом этаже, двери открываются и закрываются.
Бездомный начинает рыться в своих мешках.
— Когда мы завели Анну, — напоминаю я Брайану, — то знали, что она станет донором для Кейт.
— Один раз. И она не вспомнит, что мы с ней так поступили.
Я жду, когда он посмотрит на меня.
— Ты дашь кровь Кейт?
— Боже, Сара, что за вопрос…
— Я бы тоже дала. Я бы отдала ей половину своего сердца — клянусь Богом! — если бы это помогло. Ты делаешь то, что должен, когда речь идет о любимых людях, верно? — (Брайан, повесив голову, кивает.) — Почему ты считаешь, что Анна отнесется к этому иначе?
Двери лифта открываются, но мы с Брайаном остаемся внутри и молча глядим друг на друга. Бездомный протискивается между нами, сердито шурша пакетами со своими пожитками.
— Хватит орать! — кричит он, хотя мы не проронили ни слова. — Не понимаете, что я глухой?
Для Анны это праздник. Мама и папа проводят время с ней одной. Всю дорогу через парковку она держит нас обоих за руки. Что такого, если мы идем в больницу?
Я объяснила ей, что Кейт плохо себя чувствует и врачам нужно взять кое-что у Анны и дать это Кейт, чтобы той стало лучше. Я решила, что такого количества информации более чем достаточно.
Мы ждем в смотровой комнате, раскрашиваем птеродактилей и тирексов.
— Сегодня за завтраком Этан сказал, что все динозавры умерли от простуды, — щебечет Анна, — но никто ему не поверил.
Брайан улыбается:
— А ты как думаешь, отчего они умерли?
— Оттого, что им было по миллиону лет. — Она смотрит на отца. — У них тогда были праздники в день рождения?
Дверь открывается, входит гематолог:
— Привет, команда. Мамочка, будете держать ее на коленях?
Я залезаю на стол и устраиваю Анну у себя на руках. Брайан занимает позицию позади нас, чтобы обездвижить руку Анны, держа ее за плечо и локоть.
— Готова? — спрашивает врач Анну, которая продолжает улыбаться, а потом поднимает вверх шприц. — Это всего лишь небольшой укол, — обещает доктор, произнеся ненужное слово.
Анна начинает брыкаться. Ее рука царапает мне лицо, бьет в живот. Брайан не может удержать дочку, он кричит на меня:
— Я думал, ты сказала ей!
Врач, покинувшая кабинет так, что я ничего не заметила, возвращается с несколькими медсестрами.
— Дети и флеботомия плохо совмещаются, — говорит она, пока сестры забирают с моих коленей Анну и успокаивают ее, поглаживая и произнося ласковые слова.
— Не волнуйтесь, мы профи.
Это дежавю, все как в тот день, когда поставили диагноз Кейт. «Бойтесь своих желаний», — думаю я. Анна такая же, как ее сестра.
Я пылесошу в комнате у девочек и ударяю ручкой по аквариуму, отчего Геркулес вылетает наружу. Стекло не разбито, но мне не сразу удается найти рыбку, которая бьется на ковре под столом Кейт.
— Потерпи, дружок, — шепчу я и бросаю беднягу в аквариум, доливаю туда воды из-под крана в ванной.
Геркулес всплывает к поверхности. «Нет, — мысленно молю его, — пожалуйста».
Сажусь на край кровати. Как сказать Кейт, что я погубила ее рыбку? Заметит ли она подмену, если я сбегаю в зоомагазин и куплю другую?
Вдруг рядом со мной оказывается Анна, она только что вернулась из детского сада.
— Мамочка, а почему Геркулес не шевелится?