С семи лет я знаю, каким образом меня зачали, и что с того? Во-первых, родители сообщили мне об этом в момент, когда мысль о том, как они занимаются сексом, была гораздо отвратительнее, чем соображение, что меня замутили в чашке Петри. Во-вторых, в то время уже толпы людей принимали таблетки для повышения фертильности и рождение семерых детей зараз одной матерью не было чем-то оригинальным, так же как и моя история. Но сконструированный ребенок? Да, верно. Если родители решили пойти на такие сложности, они наверняка постарались встроить в меня гены послушания, смирения и благодарности.
Отец сидит рядом со мной на скамье, сцепив руки и опустив их между коленями. В кабинете судьи мама и Кэмпбелл Александер заняты словесными прениями. Здесь, в коридоре, необыкновенно тихо, как будто адвокаты забрали с собой все слова, а нам ничего не оставили.
Я слышу, как чертыхается какая-то женщина, и сразу из-за угла выворачивает Джулия.
— Анна, прости, я опоздала. Не могла пробраться мимо прессы. С тобой все в порядке?
Я киваю, а потом мотаю головой.
Она присаживается на корточки передо мной:
— Ты хочешь, чтобы твоя мать покинула дом?
— Нет! — Мне очень неловко, но на глаза наворачиваются слезы. — Я передумала. Я не хочу больше этого делать. Ничего этого.
Джулия смотрит на меня долгим взглядом:
— Давай-ка я войду в кабинет и поговорю с судьей.
Она скрывается с глаз, а я концентрируюсь на том, чтобы в мои легкие попал воздух. Теперь столько вещей, которые раньше я выполняла инстинктивно, вызывают у меня затруднения: мне сложно вдыхать кислород, молчать, поступать правильно. Тяжесть отцовского взгляда заставляет поднять на него глаза.
— Ты это всерьез сказала? — спрашивает он. — Что не хочешь больше этого делать?
Я не отвечаю. И не шевелюсь.
— Если ты до сих пор не уверена, может, не так уж плохо — дать себе небольшую передышку. Я вот о чем: в моей комнате на станции есть свободная койка. — Он потирает шею сзади. — Это не будет выглядеть так, будто мы уехали из дома. Просто… — Он смотрит на меня.
— …передышка, — завершаю я за него и делаю вдох.
Отец встает и протягивает мне руку. Мы выходим из Гарраи-комплекса плечом к плечу. Репортеры набрасываются на нас, как волки, но на этот раз их вопросы отскакивают от меня. Грудь моя будто надута гелием от ликования, такое чувство я испытывала, когда в детстве в сумерках ехала на папиных плечах и знала: стоит мне поднять руки и растопырить пальцы, я смогу поймать восходящие звезды.
Кэмпбелл
Наверняка есть в аду какой-нибудь отдельный закуток для адвокатов, которые бесстыдно превозносят сами себя, но вы можете спокойно биться об заклад: мы все готовы к съемке на фото для документов. Приехав в суд по семейным делам, я обнаруживаю стаю репортеров, выстроившихся как на параде. Я бросаю несколько коротких фраз, будто раздаю леденцы детям, и жду, пока все камеры не повернутся ко мне. Говорю положенные слова вроде: этот случай выходит за рамки обычного, но причиняет сильную боль всем участникам. Намекаю, что решение судьи может оказать влияние на права меньшинств по всей стране, так же как и на исследования стволовых клеток. После чего одергиваю пиджак от «Армани», тяну за поводок Джаджа и объясняю, что теперь мне нужно поговорить со своей клиенткой.
Внутри Верн Стакхаус ловит мой взгляд и показывает большой палец. Я случайно столкнулся с ним накануне и совершенно невинным тоном спросил, не появится ли здесь его сестра, репортер из «Провиденс джорнал»?
— Не могу сказать ничего определенного, но слушания… тут будет нечто весьма значительное, — намекнул я.
В этом специальном адском закутке, вероятно, есть трон для тех из нас, кто пытается извлечь выгоду для себя из работы на благо общества.
Несколько минут спустя мы оказываемся в кабинете судьи.
— Мистер Александер, — судья Десальво поднимает вверх листок с ходатайством о судебном запрете, — вы не могли бы объяснить мне, почему подали это, когда я вчера открыто рассмотрел ваш вопрос?
— Я имел первичную встречу с опекуном от суда, Ваша честь. В присутствии мисс Романо Сара Фицджеральд сказала моей клиентке, что судебный процесс затеян из-за недопонимания и дело разрешится само собой. — Я перевожу взгляд на Сару, которая не проявляет никаких эмоций, только сжимает зубы. — Это прямое нарушение вашего приказа. Хотя суд пытается создать условия для того, чтобы семья осталась вместе, я не думаю, что принятые меры окажутся действенными, пока миссис Фицджеральд не найдет возможным мысленно отделить свою роль в качестве родителя от роли адвоката стороны ответчика в процессе. До этих пор разделение необходимо.
Судья Десальво стучит пальцами по столу:
— Миссис Фицджеральд, вы говорили это Анне?
— Разумеется, говорила! — взрывается Сара. — Я пытаюсь добраться до самой сути!
От ее признания будто обрушивается шатер цирка, и мы остаемся стоять в полнейшей тишине. Именно этот момент Джулия выбирает, чтобы влететь в двери.
— Простите, я опоздала, — запыхавшись, произносит она.
— Мисс Романо, у вас сегодня была возможность поговорить с Анной? — спрашивает судья.