— Да, только что. — Она смотрит на меня, потом на Сару. — Кажется, девочка крайне смущена.
— Что вы думаете о ходатайстве, которое подал мистер Александер?
Джулия заправляет за ухо завиток волос.
— Сомневаюсь, что владею достаточным объемом информации для принятия официального решения, но внутреннее чутье подсказывает мне: выгнать маму Анны из дому — это будет большой ошибкой.
Я мигом напрягаюсь. Пес реагирует на это и встает.
— Судья, миссис Фицджеральд только что призналась в неисполнении судебного приказа. Ее нужно хотя бы привлечь к ответственности за нарушение этики, и…
— Мистер Александер, в этом деле все будет соответствовать букве закона. — Судья Десальво поворачивается к Саре. — Миссис Фицджеральд, я настоятельно рекомендую вам нанять для представления ваших интересов и интересов вашего мужа в этом процессе независимого адвоката. Сегодня я не стану издавать судебный запрет, но еще раз предупреждаю: не говорите с дочерью об этом деле до слушаний, которые состоятся на следующей неделе. Если мне станет известно, что вы вновь проигнорировали мое указание, я сам привлеку вас к ответственности и лично выпровожу из дома. — Он захлопывает папку с делом и встает. — До понедельника больше не беспокойте меня, мистер Александер.
— Мне нужно увидеться с клиенткой, — заявляю я и быстро выхожу в коридор, где должны сидеть и ждать Анна и ее отец.
Сара Фицджеральд, что вполне предсказуемо, висит у меня на хвосте. Следом за ней, несомненно, поспешает намеревающаяся сохранить мир Джулия. Мы втроем резко останавливаемся при виде Верна Стакхауса, дремлющего на скамье, где сидела Анна.
— Верн? — говорю я.
Тот сразу вскакивает на ноги и, готовясь к защите, откашливается.
— Проблемы с поясницей. Нужно как можно больше сидеть, чтобы снять нагрузку.
— Вы знаете, куда пошла Анна Фицджеральд?
Он кивает в сторону входных дверей:
— Ушла с отцом совсем недавно.
Судя по выражению лица Сары, для нее это тоже новость.
— Вас подвезти обратно в больницу? — спрашивает Джулия.
Сара качает головой, глядя сквозь стеклянные двери туда, где собрались репортеры.
— Есть здесь какой-нибудь запасной выход?
Джадж начинает совать морду мне в руку. Черт!
Джулия уводит Сару Фицджеральд в дальнюю часть здания, бросая через плечо:
— Мне нужно поговорить с тобой.
Я жду, пока она не отвернется, быстро хватаю Джаджа за шлейку и тащу пса по коридору.
— Эй! — Через мгновение каблуки Джулии стучат по плиткам пола позади меня. — Я сказала, что хочу поговорить с тобой!
Мгновение я всерьез подумываю, не сигануть ли в окно. Потом резко останавливаюсь и поворачиваюсь, сияя самой обворожительной улыбкой.
— Если быть точным, ты сказала, что тебе нужно поговорить со мной. Если бы ты сказала, что хочешь поговорить, я бы, наверное, подождал. — (Джадж вцепляется зубами в край полы пиджака, моего дорогого пиджака от «Армани», и тянет.) — Хотя прямо сейчас у меня встреча, я должен идти.
— Что с тобой творится? — спрашивает она. — Ты сказал, что побеседовал с Анной о ее матери и мы с тобой действуем заодно.
— Я это сделал, и мы были заодно. Сара давила на нее, и Анна захотела прекратить это. Я объяснил, какие есть альтернативы.
— Альтернативы? Она тринадцатилетняя девочка. Знаешь, сколько я видела детей, которые относятся к судебным делам совершенно иначе, чем их родители? Мать обещает, что ее ребенок даст показания против растлителя малолетних, она хочет, чтобы этого извращенца изолировали навсегда. А ребенку нет дела до того, что произойдет с извращенцем, лишь бы сам он снова не оказался в одной комнате с негодяем. Или он может думать, что преступнику нужно дать еще один шанс, как родители дают ему самому возможность исправиться. Нельзя ожидать от Анны такого же поведения, как от обычного взрослого клиента. Она эмоционально не готова принимать решения, не учитывая ситуацию дома.
— Ну, в этом и есть весь смысл обращения в суд.
— На самом деле всего полчаса назад Анна сказала мне, что изменила свое решение по поводу ходатайства. — Джулия приподнимает бровь. — А ты не знал, да?
— Мне она об этом не сообщила.
— Это потому, что ты вообще не о том говоришь. Ты завел с девочкой беседу о законных способах оградить ее от давления матери с целью принудить к отзыву иска. Само собой, она восприняла это на «ура». Но неужели ты действительно считаешь, что она хорошенько обдумала, к чему это приведет на практике, что в доме станет на одного родителя меньше, чтобы готовить еду, водить машину или помогать ей с домашним заданием, что она не сможет поцеловать перед сном маму и пожелать ей спокойной ночи, что остальные члены семьи, скорее всего, будут крайне недовольны ею? Когда ты разговаривал с Анной, она слышала только, что «не будет давления», а «разделение» не дошло до ее сознания.
Джадж начинает настойчиво скулить.
— Мне нужно идти.
Джулия не отстает.
— Куда?
— Я говорил тебе, у меня назначена встреча. — По обеим сторонам коридора — двери комнат, все заперты. Наконец я нахожу ручку, которая поворачивается. Вхожу внутрь и запираю за собой дверь, в сердцах бросая: — Мужской.