Ангел для сестры

– Если не учитывать, что к тому моменту моей дочери уже может не оказаться в живых. Мы с вами говорим не о машине, при ремонте которой можно сперва использовать подержанные детали, а если это не поможет, заказать новые. Мы говорим о человеке. Человеке! Ваши роботы там хоть представляют себе, что, черт возьми, это означает?!

На этот раз, когда связь обрывается, я готова к тому, что услышу щелчок.

Вечером накануне того дня, когда мы с Кейт должны отправиться в больницу, чтобы начать подготовку к трансплантации, появляется Занни. Джесс помогает ей устроить выездной офис. Она принимает телефонный звонок из Австралии, а потом приходит на кухню послушать наши с Брайаном объяснения, что и как происходит обычно у нас дома.

– По вторникам Анна ходит на гимнастику, – говорю я сестре. – К трем часам. И на этой неделе должен приехать грузовик с газом.

– Мусор вывозят по средам, – добавляет Брайан.

– Не води Джесса в школу. Очевидно, шестиклассников за это предают анафеме.

Занни кивает, слушает, даже делает заметки, а потом говорит, что у нее есть пара вопросов.

– Рыба…

– Его кормят дважды в день. Джесс может делать это, если ты ему напомнишь.

– Есть определенное время, когда нужно ложиться спать? – спрашивает Занни.

– Да, – отвечаю я. – Хочешь, чтобы я назвала тебе настоящее или то, которое можно использовать, если ты захочешь добавить часик как особое удовольствие?

– Анна ложится в восемь, – добавляет Брайан. – Джесс в десять. Что-нибудь еще?

– Да. – Занни засовывает руку в карман и вынимает оформленный для нас чек на сто тысяч долларов.

– Сюзанн, – ошалело произношу я, – мы не можем его взять.

– Я знаю, сколько это стоит. Вам не потянуть. А я могу. Если разрешите.

Брайан берет чек и отдает ей обратно:

– Спасибо, но мы получили деньги на трансплантацию.

Для меня это новость.

– Правда?

– Ребята со станции разослали по всей стране призыв к оружию и получили много пожертвований от других пожарных. – Брайан смотрит на меня. – Я только что узнал.

– Правда? – У меня гора спадает с плеч.

Муж пожимает плечами:

– Они же мои братья.

Я поворачиваюсь к Занни и обнимаю ее:

– Спасибо тебе. За то, что предложила.

– Если понадобится, предложение в силе, – отвечает она.

Но нам не понадобится. Мы сами можем сделать это, по крайней мере.

– Кейт! – зову я дочь на следующее утро. – Пора идти!

Анна сидит на коленях у Занни. Она вынимает изо рта большой палец, но не говорит «до свидания».

– Кейт! – снова кричу я. – Мы уходим!

– Как будто вы и правда уйдете без нее, – усмехается Джесс, отрываясь от пульта игровой приставки.

– Она этого не знает. Кейт! – Вздохнув, я быстро поднимаюсь наверх по лестнице в ее спальню.

Дверь закрыта. Тихо постучав, я открываю ее и вижу Кейт. Она старательно застилает постель. Лоскутное одеяло натянуто так, что, если бросить на него монетку в десять центов, она подпрыгнет; подушки тщательно взбиты и положены строго по центру. Мягкие игрушки, как святыни, рассажены на подоконнике в строгом порядке от больших к маленьким. Даже обувь аккуратно убрана в шкаф, от обычного беспорядка на столе не осталось и следа.

– Вот это да! – Я не просила ее делать уборку. – Очевидно, я оказалась не в той спальне.

Кейт оборачивается:

– Это на случай, если я не вернусь.

После рождения первого ребенка я, бывало, по ночам лежала в постели и представляла себе всевозможные страшные напасти: ожог медузой, проглоченную ядовитую ягоду, улыбку страшного незнакомца, нырок в мелкий бассейн. Малыша подстерегает столько опасностей, что кажется невозможным для одного человека сохранить его целым и невредимым. Пока мои дети подрастали, грозящие им беды меняли очертания: надышаться клеем, неудачно поиграть со спичками, позариться на маленькие розовые таблетки, которые продают под трибунами школьного стадиона. Не спи хоть ночь напролет, и то не переберешь в голове все то, из-за чего можно потерять любимое дитя.

Теперь мне кажется, это больше чем гипотеза, что родитель, узнав о смертельной болезни ребенка, может повести себя двояко: или растекается лужей, или принимает пощечину и заставляет себя поднять лицо в ожидании следующего удара. В этом мы, вероятно, похожи на пациентов.

Кейт лежит на кровати в полубессознательном состоянии, из груди струйками фонтана торчат трубки капельниц. Химиотерапия привела к тому, что ее вырвало тридцать два раза, губы у нее потрескались, слизистая рта так сильно воспалилась, что голос звучит, как у больной с кистозным фиброзом.

Она поворачивается ко мне и пытается что-то сказать, но вместо этого выкашливает сгусток флегмы и, задыхаясь, поизносит:

– Тону.

Приподняв отсасывающую трубку, которую она сжимает в руке, я прочищаю ей рот и горло.

– Я буду делать это, пока ты лежишь здесь, – обещаю я, и так получается, что начинаю дышать за нее.