Ангел Кумус

Обходчик стал на четвереньки, сглотнул противный дым, обдирающий горло, и покачиваясь, боясь отпустить рельсу, за которую уцепился, поинтересовался:

– Ну?! Еще варианты будут?

Кое-как встав на ноги, он осмотрел лежащих в вагоне детей и кивнул головой. Тот, который лежал ближе всего к торцу вагона, был точно мертвый. «Так ведь он был и в первый раз мертвый, – подумал обходчик, – так тому и быть…» Остальных рассмотреть было трудно, нужно уходить. Тяжело переставляя ноги, обходчик уходил к станции, и цветущая абрикоса бело-розовым кружевом полоскалась на ветру, красивая и недосягаемая – жуть!

В вагоне первым очнулся толстяк. Он обошел мальчиков и потрогал младшего, со стоном открывшего глаза. Вдвоем они оттащили старшего от разорванного края, младший припал ухом к его груди.

– Тащи ящики из вагона, – приказал он толстяку, оторвавшись на секунду от окровавленной груди, – сейчас набегут люди, чего стоишь?! Я бумаги соберу пока. Как тебя зовут… Где это?.. А, вот! Макс!

Толстяк остановился.

– Отлично, Макс. Хочешь что-нибудь сказать?

– Все это уже было, – бесцветным голосом проговорил Макс и взялся за ящик.

– Я думал, ты немой! Слушай, возьми себе свои бумаги. Вот так, – став на цыпочки, мальчик засовывал сопроводительные документы в нагрудный карман подростка. – когда тебя найдут, сразу определят, кто ты и что. Кстати, есть вопрос. Почему ты не изменился? – Ногой он подтолкнул автомат на полу к выходу.

– Никогда, – сказал Макс.

– Это, конечно, была бы самая прикольная хохма за всю мою жизнь, если бы ты уменьшился. Ведь представь, тогда бы в вагоне оказалась женщина!

Макс сбросил ящик на землю, спрыгнул за ним и помог спуститься мальчику, вскинув на него грустные отекшие глаза.

– Нет, – сказал он.

– Может, и нет, я это предположил, исходя из собственного превращения. Я все помню, а ты? Я подумал, что если кто-то закинул меня и Кузю на сорок лет назад, а тебя сорок лет назад еще не было на свете, то в вагоне должна была бы появиться женщина, понимаешь?

– Нет.

– Женщина, которая родила бы тебя потом, понимаешь? Ладно, ты не понимаешь, не обращай внимания. Тащи, – мальчик убедился, что Макс отвернулся, занявшись ящиком, подтянулся и взял с пола вагона автомат. – Странно как получается, – он, запыхавшись догнал Макса и шел рядом, осматриваясь, – если представить, что было задолго до меня, или до тебя, то всегда будет женщина. Если бы не было женщины, не было бы нас. Жаль, Макс, что ты разговариваешь, очень жаль. Остановись здесь. Затащи ящик в ангар. Хорошо. Иди за вторым, я пока выкопаю яму, чтобы зарыть ящики. Иди же, придурок!

Мальчик нашел ржавый лом, постучал в прессованную землю минуты три, запыхался и присел на корточки. Он огляделся. В другом конце ангара стояли цистерны.

– Мазут, – сказал мальчик сам себе, спрыгивая с одной из них. – Не пойдет. Что же делать? Придется забросать в бочку, а потом ночью перепрятать по несколько штук.

Макс притащил второй ящик. Он стоял на улице и смотрел в дверь ангара на мальчика.

– Иди сюда, – мальчик поманил его рукой. Макс не двигался. Подхватив автомат, мальчик вышел и осмотрелся. Никого. Он зашел за ангар и посмотрел в сторону станции. К подорванному вагону подъехала дрезина с рабочими. – Ты знаешь, что в этих ящиках?

Макс молчал.

– Молчи, не молчи, я уже знаю, что ты разговариваешь. Жаль. Знаешь что… Отвернись. – мальчик вскинул тяжелое для него оружие, направил на Макса, устроил палец на курке и повысил голос: – Отвернись!

Макс шагнул вперед и легко выдернул автомат. Потом, играючи, скрутил его сначала в дугу – у мальчика напротив выступил пот на лице, он присел, словно собираясь бежать – а потом почти в кольцо. С сухим щелчком разлетелся деревянный приклад. Макс шагнул к присевшему мальчику и нахлобучил ему на голову изуродованное оружие – венком, но не рассчитал: получилось очень сильно. От удара по голове мальчик зашатался и упал, закатив глаза. Макс постоял, подумал подхватил ящик и ушел с ним к виднеющейся за перегоном станции абрикосовой посадке. Когда он пришел за вторым ящиком, мальчик все еще лежал на земле. Макс, подумав, вытащил его из ангара, уложил и приладил под голову набитый сопроводительными бумагами отпоротый большой карман. Прикрыл черной с эмблемами курткой.

Когда солнце садилось, Макса нашли люди. Станционные рабочие, милиция и вызванные солдаты из ближайшей воинской части прочесывали окрестности поселка. Они обнаружили подростка всего перемазанного навозом: Макс натаскал конских и коровьих лепешек в подернутую цветной пленкой лужу, размешал это и тщательно обмазывал то ли маленькую землянку, то ли нору с навесом.

– Что ты делаешь? – спросили его обступившие люди.

– Домик для черепахи, – ответил Макс.

…В тринадцать лет Федя подписал один договор, он запомнил его навсегда. Федя помнил даже цвет и запах листка в линейку. Листок был почти пустым, потому что написано было:

Договор

Я буду Драной Жопой, а не Федей-Самосвалом, если дам учителю физкультуры сделать это.

И подпись.