Ангел пригляда

Ближе всех к двери сидел кудлатый, мрачный, как ночь, задрапированный в бледный шерстяной гиматий, в сандалиях, с длинным посохом в руке, сильно упертым в пол, мощный, крепкий – и притом бесплотный, похожий на хмурую тень, сквозь которую, казалось, зияла пропасть. В глазах его, пустых, подземных, мерцали красным вулканические всполохи.

Диана поглядывала на Субботу, наслаждалась его смятением.

– Похож? – внезапно спросила она.

– На кого? – растерялся Суббота.

– На Гадеса…

Он снова бросил взгляд на кудлатого. Тот не шелохнулся, но пришел в странное волнение – смертным ужасом, холодом преисподней теперь веяло от него. Пожалуй… Пожалуй, да, если бы владыка Аида не был богом, а имел смертное тело, наверное, именно так бы он и выглядел… В отделе сценариев явно готовились к древним мистериям – и дальше, насколько хватало глаз, смутно виднелись чудовища в человеческом облике. А некоторые, как почудилось Субботе, и не только в человеческом.

Ему захотелось еще раз взглянуть на Гадеса, но он побоялся. Казалось, что актер, отделенный от них коконом страшной своей роли, может вдруг прорваться, выломиться изнутри наружу и, охваченный черным безумием, окажется не совсем актером, совсем не актером даже…

Они двинулись дальше. За кудлатым сидела женщина, красный пеплос свободными складками струился по сильному телу, с пояса свисал длинный кинжал и тяжелая связка ключей. Рядом, воткнутые в стену, горели два факела, разжижая твердый электрический свет, придавая ему текучесть и зыбкость, прямо у ног, тихо попискивая, бился в судорогах, умирал маленький черный щенок. Глаз женщины было не разглядеть, их закрывала гневная колдовская маска из трех лиц: одно смотрело прямо перед собой, два других – налево и направо. Она дрогнула, взглянула на Субботу нарисованным ликом, и волосы ее зашевелились, ожили змеи на голове. Суббота отпрянул, но тут же понял, что змеи почудились: просто мигнул ближний факел.

Он оглянулся на Диану со страхом и восхищением.

– Геката?

Диана кивнула.

– Богиня смерти и колдовства, княгиня преисподней.

Да, Суббота не ошибся, это была масштабная мистерия, с представлением и выходом богов, и не только античных…

Следующий сидел прямо на полу – полуголый краснокожий индеец, чресла прикрывал длинный серый передник до колен. Точнее сказать, до колена – нога у него была всего одна. Она стояла сейчас в небольшой горке муки, впечатанная в нее навеки. Лицо индейца было покрашено черным и располосовано желтыми поперечинами, глаза, покрытые коркой льда, смотрели внутрь себя, замерли в одной точке. Прибитое к виску тонким гвоздем медное зеркальце ничего не отражало, только исходил наружу, мутил пространство вокруг слабый серый дым – и висело на желтой ленте на груди круглое кожаное кольцо, темное, беспощадное.

Этого бога Суббота не знал, и Диана подсказала ему:

– Капризный владыка, враг, сердце гор, сеятель разногласий… Великий и страшный Тескатлипока.

Ацтекский божок внезапно обнажил желтые мелкие зубы, улыбнулся, оскалился, заволок слабым дымом окрестности: что-то несказуемое рвалось наружу из маленького зеркала, мороз пополз по спине… Суббота содрогнулся, ускорил шаг, оставил капризного владыку за спиной: без нас дымите, наводите страх и тень на плетень.

За Тескатлипокой стоял, глядел с вызовом человек без возраста, в черно-красном кожаном платье, в черных же мягких сапогах, с белесыми, седыми, выжженными вечной тьмой волосами, с взглядом горделивым и злым. Левая рука его, одетая в серебряную перчатку, сжимала короткое ядовитое копье.

Его Суббота узнал легко, это был принц Нуада из фильма «Хэллбой. Золотая армия».

– Аргетламх, – пробормотала тихонько Диана, и в голосе ее, обычно чуть насмешливом, Суббота уловил тень какого-то странного уважения.

Еще дальше замер египетский бог с головой осла – очень хорошо сделанной, от живой не отличить. Возле ног его скрестились две сияющие стальные кости, горячие ветры пустыни веяли вокруг. Он бормотал что-то себе под нос, тихо, неразборчиво, голосом тонким и мелким, словно у евнуха, не заботясь о том, чтобы его расслышали и поняли.

Из-за ослоголового вынырнула вдруг апсара, вся в сияющих ожерельях, браслетах и голых грудях. Улыбнулась, подмигнула Субботе так, что зажегся в нем – в сердце и ниже пояса – сладострастный огонь. В высокой золотой шапке в виде ступы, почти прозрачных широких шароварах и совершенно голая выше, лицом она была некрасива, грубовата, но имела сногсшибательную фигуру. Необыкновенный, мучительный соблазн исходил от нее, так бывают соблазнительны одни лишь некрасивые женщины. Суббота почувствовал, что не владеет собой… Но Диана посмотрела на апсару зло и упреждающе, прикрыла от нее Субботу, и он ощутил, что морок отступает. Ему стало нестерпимо стыдно, краска залила лицо.

– Кто это? – спросил виновато.

– Так, – нахмурилась Диана, – одна индийская блудница. Вообразила себя богиней, мерзавка…

Следом тоже шли индийские боги.