Ангел с Чёртова острова

Я заерзала, стараясь усесться поудобнее между камнем и корневищем, но мне по-прежнему было неуютно и сыро, как в погребе. Я застегнула молнию на куртке, однако холод все равно пробирался внутрь, и я боялась, что простужусь. Мерзнуть – намного хуже, чем голодать, ведь когда дрожишь, сложно сохранять храбрость. Взять, например, английского короля Карла II. Когда его вели на казнь, он попросил надеть две рубахи – иначе, задрожи он от холода, все решили бы, что он просто боится. А после его смерти в Англии столько всего странного случилось. Возле Дувра кит выбросился на берег и умер. Лондонцы утверждали, будто видели, как с неба падает яркая звезда, а одному человеку, который прежде говорил, что король заслуживает смерти, вороны выклевали глаза. Да уж, непросто, наверное, быть королем.

Я посмотрела на часы. Нет, это невыносимо. Два часа я так не просижу. У меня мысли просто из ушей полезут.

* * *

Я подползла к камню, за которым прежде пряталась мама, и вытащила бинокль. В вестернах, которые так любит папа, стекла в биноклях непременно отбрасывают блики – и таким образом ковбои обнаруживают врага. Впрочем, мне бояться нечего: день сегодня серый и пасмурный, а небо затянуто тучами. К тому же бандитов окружающие холмы особо не интересуют. Двое похитителей уткнулись в телефоны и, похоже, играли в какую-то игру. Третий приоткрыл палатку и сунул голову внутрь. Я попыталась тоже заглянуть туда, но бандит уже вылез наружу и застегнул молнию. Потом он подошел к другой палатке и проделал то же самое. Затем все трое, будто по сигналу, сняли лыжные маски и бросили их на землю.

Тот, что заглядывал в палатку, тряхнул головой, и на спину ему упали темные волосы, собранные в длинный хвост. Сказав что-то двум другим бандитам, он показал на тропинку, которая пересекала остров, и двинулся в ту сторону. Другие дождались, когда их подельник скрылся из виду, подошли к одной из сумок и вытащили оттуда несколько бутылок. Оба бандита были светловолосыми, коротко стриженными, одинакового роста. Издали они вообще казались близнецами. Они уселись под двумя березами, и в эту секунду я заметила за палатками какое-то движение. Сперва я решила, что это животное – барсук, бобр или лисица. Я навела на это место бинокль и увидела маму. Она осторожно ползла вперед, упираясь в землю локтями. Похоже, мама вымазалась землей, потому что раньше лицо ее таким темным не было. Светлых маминых волос тоже видно не было – значит, она спрятала их под косынку или платок.

Мама подползла к палатке слева. Перед ней стояли какие-то тюки – наверное, это и были сумки, о которых она говорила. Я попыталась разглядеть, не шевелятся ли мамины губы. Может, она сейчас шепотом подбадривает папу? Но этого мне с такого расстояния было не видно. Мама уже доползла до сумок и заглянула в ту, что лежала к ней ближе всего, когда один из похитителей поднялся. Такого я не ожидала и от испуга даже охнула. Бандит похлопал себя по карманам. Сложить руки, как во время молитвы, я не могла – тогда пришлось бы бросить бинокль, но про себя я принялась молиться: «Господи, милый, добрый, хороший Боженька, пусть он просто достанет сигареты и закурит». Похититель спросил что-то у своего подельника, но тот лишь покачал головой, и тогда первый направился к палатке. А мама куда-то исчезла. «Боженька, добрый, милый, хороший, пускай он просто заглянет в палатку», – молилась я, но когда похититель двинулся к сумкам, закрыла глаза. Потом до меня донесся крик, и глаза открылись сами собой. Я думала, что преступник схватил маму, но оказалось, что кричал второй бандит – он протягивал своему приятелю какой-то предмет. Первый взял его, и вскоре над головой у него поплыл сигаретный дымок.

В живот мне больно впился камень, и я с силой прижала бинокль к глазам. Теперь курили уже оба. И оба они, словно по команде, вдруг повернулись и посмотрели прямо на меня. Случилось это так внезапно, что я даже бинокль не смогла опустить. Руки мои будто приросли к нему, а сердце, похоже, решило во что бы то ни стало пробить себе дорогу наружу.

33

Мне показалось, будто я пролежала так десять или пятнадцать минут, или даже полчаса, не в силах выпустить из рук бинокль или шевельнуться. А потом по жестам похитителей я догадалась, что показывают они не на меня, а на небо. Медленно опустив бинокль, я огляделась. Небо стало совсем серым, а облака выглядели какими-то рваными. Значит, скоро вновь польет дождь.

Бандиты вновь уселись под деревьями, и я направила бинокль в сторону палаток. Маму я так нигде и не увидела. Похоже, она напугалась и отступила. Оно и неудивительно. Я старалась прогнать разочарование и не думать о папе и его ноге. О заражении крови и ампутации. А ведь именно этим я напугала Дурмот-Дурмот-Дурмота, когда он приклеился к полотенцу. Бабушка говорит, что все то зло, которое ты причинишь другому, к тебе же и вернется. Так что понятно, почему папа сломал ногу.