Доктор поднял руку и коснулся ее макушки:
– Весьма благоразумно. Если бы ты только могла научить такому благоразумию Стиви. Его одежда большую часть времени пребывает в чудовищном состоянии.
Клара быстро покосилась на меня и улыбнулась.
– Ага, – кивнул я. – Я просто как свинья из хлева, ничего не могу с этим поделать. – И, чтобы подчеркнуть свои слова, выронил кусочек ростбифа с бутерброда на рубашку – что вызвало у нашей свидетельницы тихий скрипучий смех. Потом она быстро и смущенно отвернулась.
К двум часам мы вернулись на места в главном зале, а Вестоны остались ждать снаружи вместе с Кларой. Мистер Пиктон решил начать дело с показаний бывшего шерифа, Мортона Джоунза, седого старикана крутого нрава, который выглядел так, будто провел бо́льшую часть своей отставки за барной стойкой. Джоунз поведал о том, что обнаружил, когда прибыл в дом Хатчей ночью 31 мая 1894 года, и какие действия предпринял в той ситуации, включая звонок мистеру Пиктону. Сие резюме познакомило присяжных с основными фактами дела, фактами, которые мистер Дэрроу никоим образом не стал оспаривать; когда настала его очередь перекрестного допроса свидетеля, он отказался от этой возможности.
Следующим перед судом предстал мистер Бенджамин Лоуренс, тогдашний коронер. Он рассказал, как по прибытии в дом Хатчей обнаружил миссис Хатч в состоянии крайней истерии, а окровавленные дети были уложены на диваны и стол в гостиной. Он дал матери для успокоения настойку опия, затем приступил к детям, быстро определив, что Мэтью и Томас мертвы. Но Клара была еще жива, хотя Либби и домоправительница, миссис Райт, думали иначе. Засвидетельствовав, что пульс девочки, хотя и очень слабый, вполне прощупывался, доктор Лоуренс продолжил и сообщил, что дал ей полтаблетки нитроглицерина и ввел в руку бренди, чтобы подстегнуть ее сердце. После этого принялся останавливать кровотечение. Но сама рана оказалась за пределами его возможностей, и он позвонил в Саратогу, чтобы попросить как можно скорее приехать доктора Джейкоба Дженкинса, специалиста-хирурга. Дженкинс должен был давать показания вслед за Лоуренсом, но прежде чем закончить с первым свидетелем-медиком, мистер Пиктон не забыл спросить, не обездвижило ли каким-то образом Либби ее истерическое состояние. Отнюдь нет, ответил доктор Лоуренс, – когда он добрался до их дома, миссис Хатч носилась по всем комнатам с необычайной скоростью.
– Будто у нее имелась какая-то цель, верно? – уточнил мистер Пиктон.
Доктор Лоуренс уже было согласился, но тут вскочил мистер Дэрроу:
– Должен выразить протест, ваша честь. Вопрос вынуждает свидетеля к гипотетическому ответу, но он не мог знать, о чем думала или что собиралась сделать миссис Хатч.
– Протест принят, – кивнул судья Браун. – Я предупреждал вас, мистер Пиктон, – никаких намеков. Присяжные игнорируют вопрос обвинения.
Вновь подавшись вперед, я услышал, как доктор Крайцлер бормочет:
– Если смогут. – Потом увидел, как он прикрыл улыбку рукой.
Мистер Пиктон задал напоследок еще несколько вопросов доктору Лоуренсу. Присутствовал ли он в доме Хатчей, когда миссис Хатч рожала детей? Доктор Лоуренс ответствовал: разумеется. И каково же было состояние миссис Хатч после третьих родов? Открывая частичку информации, предназначенной для подготовки присяжных к подразумеваемому заявлению мистера Пиктона о том, что Либби в действительности терпеть не могла своих детей (а заодно и соответствовавшей нашим предположениям в самом начале этого дела), доктор Лоуренс сообщил, что рождение маленького Томми было трудным, и мать после него оказалась не способна больше иметь детей. Мистер Дэрроу возразил против существенности сих сведений, и в качестве ответа мистер Пиктон сел, передав свидетеля своему оппоненту. Но адвокат защиты снова отказался от возможности перекрестного допроса.
Так он поступил и с доктором Дженкинсом: после того, как мистер Пиктон ознакомился с воспоминаниями свидетеля относительно лечения Клары Хатч – особо сосредоточившись на том, чтобы присяжные поняли: между пулевым ранением девочки и ее немотой в течение трех лет нет никакой связи, – настало время вопросов защиты. Но мистер Дэрроу лишь быстро встал со словами:
– Пока у нас нет вопросов, ваша честь, – и снова сел.
С галерей донеслись кое-какие замечания, и судья Браун начал потирать свою седую шевелюру с несколько обеспокоенным видом.
– Мистер Дэрроу, – медленно произнес он, – я понимаю, у вас на западе к этому подход иной – но, полагаю, вы все же следуете неким основным правилам процедуры уголовного процесса?
Мистер Дэрроу улыбнулся и встал, как будто даже робко хихикнув:
– Я благодарен суду за его заботу. Дело лишь в том, ваша честь, что у защиты нет никаких возражений обвинению относительно того, что случилось сразу же
Толпа вроде бы сочла сию информацию обнадеживающей; судья же Браун несколько раз кивнул и проговорил:
– Очень хорошо, адвокат. Если вы понимаете, что происходит.
– Я стараюсь как могу, ваша честь, – ответил мистер Дэрроу и сел.