— Что вы так шумите? — Она быстро вошла в палату и, закрыв за собой дверь, посмотрела на Савинова. — Больному нужен покой, я сейчас же позову лечащего врача…
— Выйдите, девушка, прошу вас, — Кузин наступал на нее, — и никого сюда не зовите, ясно?.. — И вдруг, брызнув слюной, не выдержал: — Пошла вон, дура!
Медсестра выскочила пулей в коридор; там, уже затихая, стучали ее каблучки.
— Зачем девчонку обидел? — усмехнулся с постели Савинов. — Машенька — прелесть…
— Заткнись. Так вот, Дима, я не интеллектуал, как ты, и плохо разбираюсь в искусстве. Но я могу сделать другой бизнес. Взять у людей денег и прокрутить их, как мне того захочется. Так я и сделал. Пока ты, как зомби, занимался своим художником и ничего вокруг не замечал, я на одном из банкетов с год назад познакомился с хорошими ребятами, мне их порекомендовали. Долгов у них был главный. Встретился, взял хорошую сумму…
— Сколько?
— Какая теперь разница…
— Так сколько же?
— Пятьсот тысяч баксов. Потом еще столько же. И еще. Вложил их туда, сюда. Были предложения по вложению, еще раньше были. С хорошей отдачей, Дима. Вот ко мне денежки и потекли. До тех самых пор, пока господин Рудаков, наш московский гений, не сел задом в лужу. Мало ему было своего города, поехал к цековским братьям строить капитализм в свою пользу. Приватизация газа и нефти, куда больше! И вот теперь — бац!
— А если твоего предпринимателя, Долгова, уговорить подождать?
Кузин отрицательно покачал головой:
— Не получится.
— Почему?
— Вчера ко мне приезжал эмиссар от одного важного человека. Долгов оказался пустышкой. Подсадной уткой. Деньги не его, а этого человека.
— И кто же он, этот твой черный человек?
— Марат Садко.
— Знакомая фамилия, — Савинов нахмурился, и вдруг лицо его разгладилось, стало изумленным, точно он был ребенком, первый раз увидевшим солнце. — Садко?!
— Да, чемпион мира по восточным единоборствам. Каким — я и слова этого не выговорю. Марат Садко по прозвищу Стрелок. Наш земеля, живущий в Москве и Вене, Париже и Нью-Йорке — в своих замечательных домах. Владелец заводов, газет, пароходов. Отец массового рэкета в нашем славном городе, половина заказных убийств в котором также на совести чемпиона. А может быть, и больше половины. Вот так вот, Дима… — Он вернулся на свой стул у кровати больного. — Веселая история?
— Очень… А что те люди, которым ты суживал деньги Долгова?
— Обещают. Раньше давали хорошо, быстро. Вот у меня слюнки и потекли. А теперь заартачились, прятаться стали от меня, скрываться. — Он приблизился к Савинову, точно решил запечатлеть на его лбу трогательный поцелуй, но дотянулся только до его уха. — И видишь, Дима, в чем дело: они точно сговорились все. Те, кто предлагал мне хороший оборот, и кредиторы в лице эмиссаров Садко.
— Как же ты думаешь выпутываться из этого?
— Не знаю, — распрямился Кузин, — пришел вот к тебе за советом.
— А ты застрелись, Женя.
— Вот еще, это и без меня могут сделать. — Он опять поднялся со стула, не сиделось ему, но на этот раз уже спокойно, без рывков, подошел к тому же окну. — И потом, Дима, — обернулся он, — не будет меня, они ведь к тебе придут. Ты мой зам. Да еще к Зойке Самоцветовой. Но в первую очередь — к тебе. Все придут: и Рудаков, которому я часть денег уже отдал, они его кровные, партийные, и люди Садко, и дорогие наши граждане, если только поймут, услышат, что бегут крысы из «Нового регионального банка».
— А крысы — это кто?
Кузин многозначительно пожал плечами:
— Да бог его знает. Поживем — увидим.
Савинов молчал, глядя в белый потолок. Мир благоденствия, защищенный со всех сторон, эта великая крепость на горе, до которой не мог дотянуться ни один злой и хищный варвар, рассыпалась на глазах. В одно мгновение. Но отчего-то не темнело в его глазах, как тогда, у картин Инокова с искусствоведом, будь он неладен. Просто было отупение, оцепенение в членах, точно собирался он, смертельно уставший и объятый тревогой, вот-вот погрузиться в сон.
Кузин стоял у окна, смотрел на спокойный больничный дворик, укрытый снегом.
— Да, — сказал он, — все так хорошо шло… Но почему?..
Он не договорил. В палату открылась дверь, вошли двое: врач Савинова и охранник. Кузин оглянулся, понимая, что посещение подходит к концу.
— Покиньте, пожалуйста, помещение, — сказал врач. — Ваше поведение…
Кузин с улыбкой посмотрел на обоих и, точно сдаваясь, высоко поднял руки:
— Как скажете, господа…
— Прошу вас, подождите, — Савинов обратился к вошедшим, — одну только минуту…
Он взял со столика трубку сотового телефона, набрал номер.
— Алло, Вера? Да, Дмитрий Павлович. Будь любезна, позови, пожалуйста, Константина Петровича… Только Валентин Петрович? Хорошо, давай его… Валя, здравствуй, да, Дима. Ничего, выживу. У меня сейчас Женя, скажи мне, это правда? Я о твоем отце, о его просьбе… Даже не просьба, приказ, вот как… Значит, правда, понятно… Хорошо, будь здоров, спасибо, и я буду, пока.