Из необжитых краев они снова вернулись в Ленинград, а затем перебрались в Москву. В высоких арках дома висели железные ворота, в подъезде дежурила лифтерша, сидевшая на фанерном стуле, вязавшая на продажу шерстяные носки и хмуро поглядывавшая из-под очков на новых приезжих: не слишком ли приветливо здороваются, не слишком ли громко смеются и хлопают железной дверью лифта? После долгой скитальческой жизни Серовы вновь привыкали к оседлой, обзаводились мебелью и новыми вещами, — тогда-то и стали исчезать последние старые вещи, и, однажды вернувшись со службы, Лев Александрович не увидел ни знакомых вышитых дорожек, ни фарфоровых цветочниц в кринолинах. Он хотел спросить, куда они делись, и не спросил, а вместо этого весь вечер со странной внимательностью смотрел на жену, прислушивался к звуку ее голоса и словно не узнавал его. «Тоня!» — позвал он громко и, когда она с удивлением обернулась, попытался изобразить шутливую беспечность, уверить ее, что ему померещилась какая-то чепуха, не стоит обращать внимания, на самом же деле его испугали чужое лицо, чужой голос, чужая прическа жены, и Лев Александрович впервые почувствовал, что по спокойной поверхности их жизни словно пробегает тревожная рябь.
…С вокзала он позвонил в Москву.
— Тоня? Это я, здравствуй.
Жена ему обрадовалась.
— Левушка? Как доехал? Почему раньше не позвонил? Я волновалась…
— Со мной все в порядке. Вы-то как? Женя? Аркадий?
— Тоже все в порядке. Ты обратный билет взял? На какое число?
— На завтра.
— Ты нам ничего не привози. Никаких подарков. Вот только, если сможешь, достань сушилку для обуви. Говорят, их продают в Ленинграде…
— Что продают? Не слышу!
— Сушилку для обуви. Электрическую. В Москве такая сырость, что у Аркаши и Жени вечно промокшие ноги.
Лев Александрович как будто ждал этих слов.
— Сушилку, значит…
— Да, если попадется. Специально не ищи.
— Хорошо, постараюсь, — сказал он, оставляя в руке последнюю пятнадцатикопеечную монету.
В трубке послышались гудки.
Женя повторяла сонату Константина Андреевича, когда Аркаша привел в гости Альбину. Он появился в дверях слегка навеселе, в распахнутом полушубке, в вязаном шарфе, артистически обмотанном вокруг шеи, и с бутылкой грузинского вина под мышкой. Поцеловав сестру, он сказал:
— Альбина Васильевна собирается в педагогических целях взглянуть на мой холостяцкий вертеп.
Женя улыбнулась в ответ на шутку и ответила, что ей нужно готовиться к концерту. Аркаша театрально развел руками, выражая свое неискреннее сожаление.
— Не оставляйте меня наедине с вашим братом, — сказала Альбина, как бы охотно соглашавшаяся быть тою, кто вынуждает их разговаривать друг с другом подобным тоном.
Женя снова улыбнулась, как бы принимая это за продолжение прежней шутки, а Аркаша с подчеркнутой предупредительностью проводил сестру в другую комнату. Оставшись одна, Женя подумала, что вела себя неуклюже и вызывающе: словно дичок, забилась в нору. Она снова принялась за сонату, невольно прислушиваясь к голосам за стенкой. Оттуда слышался смех громкий и раскатистый Аркаши и приглушенный, сдерживаемый Альбины. Жене почему-то показалось, что смеются над ней, и она готова была сжаться в комок и расплакаться.
Неожиданно дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Аркаша.
— К тебе из музея…
Женя вышла в прихожую. В темном углу за вешалкой стоял Костик.
— Я за вами, — сказал он хмуро. — Одевайтесь скорее, иначе мы не успеем.
— Куда вы меня приглашаете?
— Разве Елена Юрьевна вам не звонила?
— Елена Юрьевна?! — воскликнула Женя и, словно боясь ошибиться в своем предчувствии, стала вкрадчиво допытываться у Костика. — Разве она должна была позвонить? Из Ленинграда? Отец говорил, что она вернется гораздо позже.
— Она возвращается сегодня. Мне сообщили в музее, — хмуро ответил Костик, не умевший передавать приятные новости.
— Сегодня?! Не может быть! — Женя больше всего боялась, как бы хмурое выражение на лице Костика не послужило бы опровержением этого известия.
— Поезд девятый, вагон третий, прибытие в 16.03, — вяло прочел Костик по обрывку бумаги.
Женя с облегчением вздохнула.
— Значит, правда. Я так рада. Сама судьба меня спасает. Сегодня весь день была такая тоска, что я не знала, куда деться. А тут — вы. Дайте я вас поцелую.
Костик не успел опомниться, как Женя поцеловала его в щеку.
— Я был уверен, что Елена Юрьевна вам звонила, — он оторопело присел на край подзеркальника.
— Какое это имеет значение! Главное, что Елена Юрьевна возвращается и теперь все будет хорошо.
— Что именно?
— Все, — с загадочной улыбкой ответила Женя, торопливо натягивая сапог.
Внимание Костика привлекли голоса за стеной.
— Я готова, — Женя предусмотрительно встала между Костиком и дверью в соседнюю комнату.
— Мне кажется, там Альбина Васильевна, — неуверенно произнес Костик.
— Альбина Васильевна? Там? Какая чепуха!
— Но я слышал ее смех!
Женя сделала ему знак говорить тише. В это время за стеной раздался громкий смех Альбины.
— Она, — упавшим голосом сказал Костик.