Читаем Ангел Варенька полностью

Глеб Савич не поступал по примеру тех, чья известность открывала все двери их детям, и когда Нина Евгеньевна просила похлопотать за сына, всегда отказывался. Он гордился своей щепетильностью в этих вопросах и завоеванную известность считал как бы общественным достоянием, а ведь использовать общественное ради личного крайне предосудительно. Под этим подразумевалось, что общество не заинтересовано в судьбе неизвестного ему Кузи Боброва, как в судьбе его отца, и он, Глеб Савич Бобров, выступал здесь орудием общественной волн. Кузя жил от них отдельно, чистил снег во дворе высотного дома, не брал от родителей денег, и Глеб Савич даже жене запрещал вмешиваться в его дела.

Он внушил ей, что половина жизни прошла у них в трудах и лишениях, теперь же они имеют святое право пожить для себя. Нина Евгеньевна не спорила, но была лишь внешне верна этому правилу и, едва обозначив заботу о самой себе, вечно старалась ради других. Она пыталась любить оригинальное, но, тайком бывая у Кузи, гнала от себя крамольную мысль, что здесь, в дворницкой каморке, ей спокойнее и уютнее, чем в готической комнате мужа.


III

Уложив дочь, Света и сама прилегла, хотя раздеваться не стала: все равно придется вставать и утихомиривать Жорку. На кухне взялись за вторую бутылку, и, когда Света принесла с балкона блюдце квашеной капусты, муж сидел с расстегнутым воротом, а двое из мебельного — один постарше, другой помоложе — утирали со лба пот и смотрели на нее пустыми глазами. Света удивлялась себе: почему она не злится, не сердится? Иная разогнала бы всю гоп-компанию, а она им капусту на блюдечке, ну не смешно?! Света усмехнулась, как бы заимствуя чье-то воображаемое возмущение своим поступком, но усмешка удержалась на лице недолго, и Света сама же перед собой сдалась: да уж какой тут смех!

С детства она всех прощала. Когда ей делали больно, она не испытывала желания причинить ответную боль и тем самым восстановить справедливость. В душе она и не считала, что ее незаслуженная обида нарушает в мире равновесие, торжественно именуемое справедливостью. Оттого, что ее обидели, солнце светить не переставало и, кроме нее, никто не страдал, ее же собственные обиды лежали на чаше весов пустой гирькой.

Странно: в жизни сильных, уверенных в себе людей часто все оказывается не так, как они ждали вначале, — жизнь их легко обманывает. Света же шестым чувством, провидческим инстинктом угадывала, что ее ждет, и никогда не ошибалась. Она сразу поняла, что с Жоркой ей мучиться. Жорка был рыж, а о рыжих она слышала, что они делятся на два сорта: степенные, положительные и — вертопрахи. Середины тут не было, и стоило лишь взглянуть на Жорку, чтобы безошибочно определить, к какому сорту рыжих он относится. Казалось бы, наперед предвидя будущее, очень легко избежать несчастий, но Света в своем провидческом даре видела указующий перст. Жорка был ее судьбой, а уж какая это судьба, плохая или хорошая, ей не выбирать.

Жорка был красив: огненно-рыжий, нос с горбинкой, золотых коронок полон рот, она же тихая, невзрачная, косичка эта… И Свете стоило гораздо больших мук нести бремя своего везения, чем признаться, что ей вовсе не повезло. Счастье никогда не создавалось ею самой, а как бы навязывалось ей ближними, насильно всовывалось в рот, словно ложка с лекарством. Света принимала это условие существования среди других людей, эту обременительную дань счастливцам, заплатив которую она наедине с собой отдавалась привычному покою несчастья.

Если бы не страдальческое усилие, совершаемое ею, то адский корабль, в который иногда превращался их дом, давно разломился бы надвое. Жорка был бы только рад сплясать на его обломках, и лишь благодаря Свете корабль держался и не тонул, хотя ее спасительное усилие оставалось незаметным и она совершала его так, как дети выдумывают сказки, изо всех сил напрягая воображение и лишь едва шевеля губами и произнося слова.

Как: только переехали на новую квартиру, Жорка решил бросать завод. Он был уверен, что те же деньги можно заработать гораздо легче, не выстаивая от и до у станка. Взять хотя бы продавцов из мясного отдела: выплеснут на тушу ведро воды, заморозят в холодильнике, вот тебе и прибавка в весе! Почему бы и ему не попробовать! И, поразмышляв немного, Жорка устроился грузчиком в мебельный магазин. Конечно, зазорно: из перворазрядных фрезеровщиков — в простые грузчики, но в конце концов жизнь сама подсказывает правила, и хотя оклад ему дали до смешного мизерный, умные люди из мебельного пообещали хорошую прибавку в весе.

Выпроводив гостей, он стал стучаться к жене.

— Ну что, Георгий?

— Выдь на кухню.

— Спал бы ты…

— Выдь, выдь, скажу чего!

Света приоткрыла дверь, щурясь от яркой лампы и пряча сонные глаза.

— Мне тут порассказали… Знаешь, как с тобой заживем?!

— Да уж наверное…

— Не веришь?!

Она заглянула в комнату, тревожась, не разбудили ли они дочь.

— Верю, верю… Тише только.


IV

Перейти на страницу:

Похожие книги