Ангел западного окна

Передо мной вздымаются лесистые горы. Продрогший и усталый, я кутаюсь в темный дорожный плащ. Я стою где-то высоко на склоне, поднявшись на скалистый утес. Занимается мглистое холодное утро. Кто-то, бывший ночью моим проводником, угольщик, лесничий, — оставил меня одного... Я иду наверх, туда, где из отхлынувших волн тумана над лесом с бурой мертвой листвой поднимается серая крепостная стена. Вот показалась и вся каменная громада с зубчатыми стенами, двойным кольцом охвативши­ми постройки: длинное жилое здание, перед ним — устремленная ввысь надвратная сторожевая башня, позади нее еще одна, приземистая, громоздкая, над ее крышей простер крылья габсбургский двуглавый орел — огромный чугунный флюгер. А дальше встает над деревьями парка чудовищная громадина в семь этажей — еще одна башня с узкими бойницами, каж­дая высотой как свод на хорах готического собора. Эта башня — и неприступная крепость, и храм со святыми реликвиями, Карлов Тын. Крепость Карла Тына, так назвал ее мой провожатый, сокровищница Священной Римской империи, неприступная твердыня и надежное хранилище драгоценностей и реликвий Габсбургов.

Я спускаюсь по узкой тропе. Я знаю, там, в крепости, меня ждет император Рудольф. Он тайно повелел мне прийти под покровом ночи, опасаясь любых случайных встреч; монаршая воля, как всегда, явилась таинственно и внезапно, свои цели император также предпочел скрыть и предписал, совершен­но непонятно зачем, соблюдение хитроумных предосторожностей... Жуткий человек!

Недоверчивость, склонность на каждом шагу подозревать измену, высокомерие, мизантропия... взрас­тив их в своем сердце, старый орел поистине стал паршивой овцой; никем не любимый, искоренивший­ в себе прирожденное благородство души... И это император... Вдобавок адепт... Странный адепт! Выходит, высшая мудрость — это мизантропия? И адепт расплачивается за то, что посвящен в высшие тайны, вечным страхом, как бы отравители не покусились на его жизнь? Эти мысли неотвязно преследуют­ меня на пути к подъемному мосту, ведущему к Карлову Тыну и перекинутому над ущельем на такой высоте, что сердце замирает.

Сверкающий золотом и драгоценными камнями чертог — я в часовне святого Креста в «цитадели» Габсбургов. За алтарем, говорят, замурованы в стене регалии императорской власти.

Вижу императора в потрепанной черной мантии, как обычно, но здесь, среди пышной роскоши, еще сильней изумляет дикое противоречие между внешним обликом этого человека и его огромной властью и несметными богатствами.

Я отдаю в руки императора записи, которые вел в Мортлейке во время наших тайных собраний, в этих бумагах — подробный отчет обо всех событиях, какие мы пережили в ночи ущербной луны, начиная с самого первого заклинания Зеленого ангела. Правильность моих записей, приложив руку, удостовери­ли все участники собраний. Император бегло взглянул на подписи. Имена Лейстера, князя Лаского, короля польского Стефана он наверняка заметил.

— Что дальше? — нетерпеливо спрашивает он. — Но покороче, сэр, время и место таковы, что недолго нам тут беседовать наедине. Придут подслушивать. Гнусный выводок доносчиков ходит за мной по пятам, даже в сем священном хранилище, где сберегаются драгоценные реликвии моих предков.

Я достаю из кармана и подаю императору капсулу со щепотью красного порошка — все, что удалось вырвать у Келли.

Глаза Рудольфа сверкнули.

— Настоящий! — Он стонет, по-стариковски бессильно разинув рот. Лиловатая нижняя губа вяло отвисла.

Едва взглянув, адепт тотчас понял, какой чудес­ный арканум держит в руках. И может быть, держит впервые в своей жизни, полной немыслимо горьких разочарований, столкновений с очковтирателями­ всех мастей, наглыми и невежественными мошенни­ками, которые пытались обмануть его, ищущего Камень отчаянно, с ожесточенной страстью.

— Как вы работаете? — Голос императора дрогнул.

— Мы следуем указаниям бесценной книги из гробницы святого Дунстана, о чем ваше величество, должно быть, некоторое время тому назад слышали от моего словоохотливого товарища Келли.

— Подать сюда книгу!

— Ваше величество, книга...

Желтая шея вытягивается — император похож на египетского чепрачного коршуна.

— Книгу мне! Где книга?

— Я не могу — во всяком случае сейчас — предоставить ее в распоряжение вашего величества... Уже по той причине, что не принес с собой. Сума одинокого пешего путника в богемском лесу была бы для нее ненадежным вместилищем.

— Где книга? — коршун щелкает клювом.

Я кое-что придумал и чувствую себя спокойнее.

— Книга, ваше величество, которую мы и сами до сих пор не сумели прочитать...

Император явно заподозрил обман. Где уж тут заставить его поверить, что нам помогает Ангел? Ра­зумеется, сейчас не стоит... Да, только не сейчас... Нельзя, чтобы Рудольф увидел книгу до того, как мы овладеем тайной!

— Где она? — снова защелкал клюв, оборвав эти соображения, промелькнувшие во мгновение ока. Орлиный глаз грозно вспыхивает. Неужели я в ловушке?