Ангел западного окна

Было, впрочем, не до наблюдений. Княжна толко­во и очень живо рассказывала об интересах и увлече­ниях своего покойного отца-коллекционера и своих собственных. Она уверенно выбирала и показывала нам ценнейшие предметы, поистине исключительные редкости, однако мне запомнились, естественно, лишь немногие. А вот сразу бросилось в глаза то, что эта коллекция существенно отличалась от всех известных мне частных собраний подобного рода. Князь, вероятно, чудаковатый старик, явно предпочи­тал оружие необычного происхождения, с удивитель­ной историей, особой судьбой. Как видно, он прежде­ всего собирал всевозможные исторические диковины, питая подлинную страсть коллекционера к овеянным легендами древним находкам. В коллекции были — трудно поверить! — щит Роланда, секира Карла Великого и, на потемневшем алом бархате, копье сотника Лонгина, начальника римских солдат на Голгофе... Здесь был и волшебный кинжал, которым китайский правитель Сунь Дянсэн прочертил на земле линию, обозначив западные пределы своих владений, вдоль нее затем был вырыт ров, и границу эту ни один кочевник не посмел перейти; лишь желая прославиться и увековечить память о себе, импе­раторы более поздних времен возвели там Великую Китайскую стену, хотя в этом не было нужды, ведь первоначальная граница была магической... А дальше — грозно сверкает дамасский клинок халифа Абу Бекра, тот, которым он собственноручно обезглавил семьсот сирийских евреев, не прерывая кровавой бой­ни даже для минутной передышки... Казалось, не будет конца этому оружию, которое некогда принадле­жало величайшим воителям трех земных континентов, этим клинкам, столько раз обагрявшимся кровью, овеянным столькими чудовищными легендами...

На меня снова навалилась усталость, стало трудно дышать, как будто от немых, но безмерно красноречивых экспонатов струились незримые вредонос­ные флюиды; Липотин, взглянув на меня и что-то сообразив, шутливо обратился к княжне:

— Не угодно ли вам, сударыня, приняв парад столь великолепного войска, далее посвятить вашего терпеливого гостя в горестную тайну сей прекрас­ной коллекции и обнажить перед ним незаживающую­ рану коллекционерского сердца? По-моему, княжна, мы заслужили награду за труды!

Я не понял, на что он намекает, и, разумеется, не мог понять быстрых русских слов, которыми вполголоса обменялись мои спутники; их речь звучала ворчливой шипящей тарабарщиной. Потом княжна с улыбкой сказала:

— Извините! Липотин осаждает меня просьбами насчет копья. Того копья — я еще думала раньше, что вы его владелец, вы, конечно, помните!.. Я должна в конце концов объясниться, не правда ли? Должна, и прекрасно это понимаю. Быть может, когда вы узнаете тайну, как сказал Липотин, горестную тайну рода Хотокалюнгиных, вы все-таки... Ах, очень, очень надеюсь, что вы все же...

Меня разобрало зло: вот, опять началось! Старая песня, ну что за удовольствие морочить мне голову из-за этого загадочного копья, опять жди мистификации, а заодно и нового повторения сегодняшних двусмысленных неожиданностей. Но я и глазом не моргнул, а предельно сухо и кратко ответил, дескать,­ я весь внимание.

Княжна подвела меня к одной из высоких стек­лянных витрин, я увидел раскрытый футляр, оби­тый изнутри бархатом, с углублением, в котором поместился бы, например, кинжал длиной сантимет­ров тридцать пять.

— Как вы могли заметить, у всех экспонатов моей коллекции имеется карточка — этикетка с кратким описанием на русском языке. Их составлял мой покойный отец, указывая происхождение оружия и связанные с ним примечательные события. Посколь­ку русского вы не знаете, я вам просто скажу: на этикетке мы обычно приводим связанные с экспонатом легенды. В жизни оружия случаются события порой более интересные, чем в судьбе людей, даже незаурядных, выдающихся. Вещи ведь живут дольше,­ чем люди, вот и успевают много чего повидать на своем веку. Отца завораживали судьбы оружия, поис­ки сведений о нем, и признаюсь вам, это... эта страстная сопричастность к истории «вещей», если уж принято так их называть, по наследству передалась и мне. Футляр, как видите, пуст. То, что должно здесь лежать, было...

— Похищено у вас! — Я вдруг догадался и даже вздрогнул от неожиданности.

— Н-нет, — она как будто заколебалась, — н-нет, не у меня. И, уточним, не похищено. Я бы сказала, исчезло при невыясненных обстоятельствах. Тяжело­ говорить об этом... В общем, здесь должно находиться оружие, которым отец дорожил больше, чем каким-либо иным раритетом, его утрату, считал он, никогда не удастся восполнить чем-либо равноценным.­ И я разделяю горечь и досаду отца... На моем веку этот экспонат уже отсутствовал в отцовской коллек­ции, пустой бархатный футляр давал пищу моим детским мечтам, являлся мне в сновидениях. А отец, сколько я ни просила, не рассказывал, как случилось,­ что наконечник старинного копья исчез. После таких вопросов отец мрачнел и несколько дней пребывал в дурном настроении.

Княжна вдруг запнулась и как бы в рассеянности произнесла несколько слов по-русски, и, кажется, я расслышал «Исаида»; затем она продолжала: