Ангел западного окна

Ничем не показывая, что меня изумило ее странное поведение, а удивление мое росло с каждой минутой, я припомнил свои недавние противоречивые распоряжения, и, не знаю почему, мне вдруг стало неловко перед этой милой, очень милой женщиной, с появлением которой даже воздух в моей комнате словно посвежел, очистившись от... Я провел рукой по лицу — едва слышный, возбуждающе резкий запах хищной бестии, аромат странных духов княжны опять защекотал ноздри.

Я решил объяснить ситуацию и обратить все в шутку:

— Наверное, вы удивляетесь, милая фрау Фромм, и думаете, мои распоряжения похожи на капризы? Не обижайтесь. Все дело в моих занятиях. — Я махнул рукой в сторону письменного стола, она посмот­рела туда невероятно серьезно и внимательно. — Видите ли, по ходу работы у меня появились некоторые­ мысли, соображения и приход этой дамы оказался очень своевременным и полезным для моего дела. Вы понимаете?

— Да, понимаю.

— Вот и хорошо, значит вы поняли: я вовсе не потакаю каким-то своим прихотям!

— Я поняла одно — вам грозит серьезная опас­ность.

— Помилуйте, фрау Фромм! — Я засмеялся, но меня неприятно задели суровые нотки в ее голосе: она явно не хотела поддержать мой сердечный тон. — Вот неожиданность! Почему вы так предполагаете?

— Не предполагаю, сударь. Речь... речь идет... о вашей жизни!

Я поежился. На фрау Фромм опять нашло одно из ее «состояний»? Передо мной «ясновидящая», сомнамбула? Откинув со лба белокурые волосы, она следила за каждым моим движением. Я подошел ближе, она смотрела на меня твердо, спокойно. Со­всем не похоже на отсутствующее выражение лица, характерное для транса! Я снова взял шутливый тон:

— Вот так выдумали, фрау Фромм! Эта дама, между прочим, княжна, госпожа Хотокалюнгина, родом с Кавказа, она русская эмигрантка, и, несо­мненно, ее постигла та же горькая судьба, что и всех изгнанников, бежавших от преследований большевиков. Будьте уверены, фрау Фромм, мои отношения с этой дамой, совсем не... не...

— Не зависят от вашей воли, сударь!

— Это почему же?

— Потому что вы ее не знаете!

— Выходит, вы знаете?

— Знаю!

— Вы знаете княжну Хотокалюнгину? А вот это крайне интересно!

— Я знаю ее... не как знакомого человека...

— А как?

— Я ее знала... В том краю... там все зелено, когда я сама там бывала. И не так светло, как здесь...

— Что-то я не понимаю, фрау Фромм. Где все зелено? Где это — там?

— Я называю этот край Зеленой землей. Я там бываю... иногда. И тогда я будто под водой, дыхание останавливается. Зеленая земля очень глубоко, в море, и все там озарено зеленым светом.

— Зеленая земля! — Мой голос доносится ко мне словно из дальнего далека. Я словно низвергся в морскую пучину. Словно оглушен и твержу все те же два слова: «Зеленая земля!»

— Из Зеленой земли не появится ничего доброго, я всегда это понимаю, когда оказываюсь там. — Фрау Фромм по-прежнему говорила отстраненно-безразличным, но очень строгим, чуть ли не угрожающим тоном, в то же время ее голос вздрагивал от робости и подавленного страха.

Наконец, с трудом придя в себя от изумления, я спросил, как внимательный наблюдающий больную врач:

— Скажите, а какое отношение к этой «Зеленой земле», которая вам иногда видится, имеет княжна Хотокалюнгина?

— Там она носит другое имя.

— Какое?! — Напряжение было просто нестерпимым.

Она вздрогнула, в замешательстве некоторое время молча глядела на меня и наконец прошептала:

— Не... не помню.

— Вспомните! — Я с трудом удержался от крика.

Я почувствовал: сейчас она готова исполнить любое приказание. Но она только покачала головой, в ее глазах было глубокое страдание. Если она медиум и связь установлена, подумал я, то непременно вспомнит имя. Но фрау Фромм молчала, ее взгляд оторвался от моего лица. Внутреннее сопротивление, понял я, но в то же время ее душа тянется ко мне, ища поддержки. Я постарался успокоиться и больше не воздействовать на нее своей волей, бедняжке надо было прийти в себя.

Она дернулась всем телом. Да что же это? Выпря­милась, напряглась, робко шагнула вперед... И тихо, медленно пошла куда-то, беспомощно, неуверенно, казалось, каждый шаг давался ей с огромным трудом... Меня словно обдало жаркой волной, броситься­ к ней, привлечь к себе, утешить, разделить ее боль... обнять ее, давно, давно желанную возлюбленную, жену и подругу. Как же трудно было удержаться и не совершить наяву того, что происходило в моем во­ображении...

Фрау Фромм обошла кресло, в котором я обычно сижу за работой, и оказалась возле письменного стола. Она двигалась как-то странно, скованно, словно автомат, а взгляд... он же неживой! Вот она заговорила, и голос зазвучал по-новому, с совершенно незнакомыми интонациями. Я расслышал лишь несколько фраз:

— Опять явился? Прочь, убийца, истязатель живых тварей! Меня не проведешь!.. И тебя, и тебя чую... вижу твою змеиную шкуру, серебряную, с чернью... Не боюсь тебя! Мне велено... мне велено...