Конечно, можно было бы возразить, что Меркель нечего опасаться с политической точки зрения. Если политики Скандинавии, Нидерландов и до некоторой степени Британии чувствуют электоральную угрозу со стороны крайне правых, то Меркель действует в другой обстановке. Ей политически проще критиковать протестантов-ксенофобов. В Германии тоже, возможно, есть своя АдГ, но ряды этой партии в тот момент были расстроены, и никакой сильной партии правее ХДС Меркель просто не было; не было и альтернативы ей самой в роли канцлера. Даже через два месяца после начала миграционного кризиса рейтинг ее ХДС/ХСС, согласно опросам, составлял 37 % (на три процента ниже, чем в августе). Социал-демократы при этом застряли на уровне жалких 23 %.
Прежде Меркель утверждала, что Германия не в состоянии принять всех бедняков, бегущих от африканской нищеты. Она не отступила с этой позиции, но беженцы из Сирии – это другое: это люди, которые бегут от смерти, разрушения и варварского Исламского государства. Не все страны были с этим согласны. Венгрия, Сербия и многие другие восточноевропейские страны отказались принять больше чем чисто символическое число беженцев. То же можно сказать о Британии, которая готова была принимать лишь по 6000 человек в год. Весь август и значительную часть сентября не было заметно никаких признаков ослабления миграционного кризиса. И как бы ни старалось правительство Германии уговорить или заставить страны принять то, что Берлин считал справедливой частью, остальные страны ЕС отказывались. Некоторые германские политики открыто выступили против канцлера. Так, Хорст Зеехофер, премьер-министр Баварии и лидер земельной организации ХДС, встретился с премьер-министром Венгрии Виктором Орбаном, чтобы «продемонстрировать солидарность» – и заявить о своем несогласии с фрау Меркель.
Меркель проигнорировала эту провокацию и продолжила работать с новым кризисом так же, как работала прежде с другими. Она дала поручение одному из своих доверенных союзников и ушла в тень, избегая любых высказываний, которые могли бы усилить противостояние. Когда министры внутренних дел ЕС встретились в Брюсселе 22 октября 2015 г., позиции определились. Страны центральной и восточной Европы, в первую очередь Чешская Республика и Польша – но также Дания на севере и Ирландия на западе – отказались принимать больше чем чисто символическое число беженцев. Германия (поддержанная Францией и Нидерландами) предложила решить этот вопрос путем голосования. То, что решения по вопросам иммиграции, пограничного контроля и предоставления убежища могут решаться большинством голосов, предусматривается одной из принятых поправок в Лиссабонском договоре.
Однако в Европейском союзе вопросы при голосовании решаются не простым большинством голосов – для этого недостаточно получить 50 % плюс один голос. Еще в момент учреждения Европейского сообщества (предшественника ЕС) в 1957 г. представителю каждой страны в Совете Министров (где представлены правительства всех стран) было выделено определенное число голосов, соответствующем размерам страны. По Лиссабонскому договору 9,55 % голосов получила Германия. Чтобы продавить решение в соответствии с правилами так называемого квалифицированного большинства (QMV), необходимо выполнить два условия: в поддержку предложения должно быть подано не менее 55 % распределенных голосов и голоса эти должны представлять не менее 65 % населения ЕС.
Для непосвященных поясним, что правила квалифицированного голосования в ЕС по-византийски запутанны и редко используются. Даже в тех вопросах, где договором предусматривается голосование, Евросовет предпочитает добиваться консенсуса. У Евросовета есть серьезные причины предпочитать консенсус тирании (квалифицированного) большинства. Любое решение, содержащее хотя бы намек на диктат со стороны Брюсселя, обязательно будет встречено враждебно в странах, где есть популистские партии, выступающие против Евросоюза.
Кроме того, продавленное решение в одной области может отравить общую атмосферу в ЕС при обсуждении других жизненно важных вопросов. Ангела Меркель – политик, вся карьера которого строилась на принятии решений путем согласия, консенсуса и примирения интересов как внутри страны, так и в Евросоюзе, – никогда не любила открытых схваток. Это не ее методы. Она остро ощущала, что применение правил квалифицированного голосования в таком чувствительном вопросе, как иммиграция, могло вызвать непредсказуемые последствия для всего Евросоюза. Но времена были отчаянные, и что-то нужно было предпринимать. На какое-то время даже намек на то, что решение может быть принято большинством, мог послужить основой для разумной переговорной позиции.