Ангелы и демоны литературы. Полемические заметки «непрофессионала» о «литературном цехе»

Что ж, этот список можно продолжить, причем герои из разных веков нашей истории: князь Дмитрий Донской, генералиссимус Александр Суворов, писатель и этнограф Владимир Даль, математик Николай Лобачевский, художник Виктор Васнецов, русский общественный деятель-консерватор Лев Тихомиров, академик-физиолог Иван Павлов, советский физик-атомщик Игорь Курчатов, конструктор космических аппаратов Сергей Королев, композитор Георгий Свиридов, писатель Михаил Шолохов, герой Александр Матросов, маршалы и другие военачальники Великой отечественной войны, герой чеченской войны солдат Женя Родионов и т. д.

Все они очень разные, но все – несомненно, положительные герои. Причем герои не только литературные, они реальные герои нашей истории. И их тысячи и тысячи. Кстати, хочу напомнить, что в советское время (еще в 1933 году) была запущена серия «Жизнь замечательных людей» (ЖЗЛ)[318], которая и была предназначена для того, чтобы пропагандировать «положительных героев» русской и мировой истории. Конечно, подбор «героев» осуществлялся с учетом идеологических установок ЦК КПСС, были искажения и в описаниях жизни и деятельности целого ряда «героев». Выпуск книг в серии ЖЗЛ продолжается и по сей день.

Впрочем, следует сказать, что часть героев русской истории уже прославлена. Они канонизированы. Теперь они – святые. О некоторых из них написаны уже обширные жития святых. Но по многим имеются лишь крайне лаконичные описания. Обширнейший материал для написания житий!

Подводя промежуточный итог размышлениям о положительных и отрицательных героях, подчеркну: готовых решений и вечных формул нет. Литература – лекарственный напиток, в котором кроме «меда» (положительные герои) могут содержаться определенные дозы яда (отрицательные герои), помогающие исцелению.

Но, во-первых, тут нужна мера. Во-вторых, лекарство должно быть сугубо индивидуальным, учитывающим духовно-нравственное состояние «пациента» (т. е. читателя).

Поиск идеала

Есть смысл искать ответ на вопрос «зачем нужна литература?» у самих писателей. Правда, значительная часть литераторов вам правду не скажет. Потому что они пишут книги для удовлетворения собственных потребностей и интересов. А потребностей здесь две – деньги и слава. Но чтобы прикрыть эту неприглядную мотивацию своей писательской деятельности, они будут говорить о всяких высоких целях, об интересах читателя, общества и даже человечества. Писателей, которые хотят и пытаются творить ради целей иных, нежели деньги и слава, очень немного, но они есть. О предназначении литературы нам оставили немало мыслей такие русские поэты и писатели, как А. С. Пушкин, Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский и некоторые другие. Свои мысли они пытались выражать в своих произведениях. Не всегда удачно, но пытались.

Литература, по мнению таких немногих литераторов, призвана искать идеал и показывать его читателю. В «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевского читаем: «Искусство, то есть истинное искусство, именно и развивается потому во время долгого мира, что идет вразрез с грузным и порочным усыплением душ, и, напротив, созданиями своими, всегда в эти периоды, взывает к идеалу, рождает протест и негодование, волнует общество и нередко заставляет страдать людей, жаждущих проснуться и выйти из зловонной ямы»[319]. Итак, литература как важнейший вид искусства «взывает к идеалу». Прошло много веков и никакого другого идеала, кроме Бога, люди не нашли. Именно Бог является «мерой всех вещей». Он – Абсолют, Эталон, Идеал, с помощью которого можно оценивать всё сущее, включая человека, его мысли, слова и деяния.

Настоящие поэты искали Идеал на Небе, в Боге, в Евангелии. А. С. Пушкин писал в «Египетских ночах»:

Стремиться к небу должен гений,
Обязан истинный поэт
Для вдохновенных песнопений
Избрать возвышенный предмет

Н. В. Гоголь в статье «О лиризме наших поэтов» (содержала обзор стихов Ломоносова, Державина, Пушкина и Языкова) писал: «Этот лиризм уже ни к чему не может возноситься, как только к одному верховному источнику своему – Богу. Ему приторно всё, что ни есть на земле, если только он не видит на нем напечатления Божьего»[320].