Ангелы и демоны литературы. Полемические заметки «непрофессионала» о «литературном цехе»

«Упадком лжи» Уайльд называет отречение искусства от вымысла, «заменутворчестваподражанием», фактографией. В качестве примера он приводит творчество Мопассана и Золя, которые «преподносили скучные факты под видом вымысла». «Искусство, – по определению Уайльда, – берет жизнь как часть сырого материала, пересоздает ее, перевоплощает в новые формы. Оно равнодушно к фактам, оно изобретает, фантазирует, грезит между сном и реальностью». Искусство противопоставляется писателем природе с ее «убожеством замысла, непостижимой грубостью, изумительной монотонностью». Искусство для Уайльда – форма самовыражения, «зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, а вовсе не жизнь». В произведениях Уайльда может появиться «луна, желтая, как отшлифованный янтарь; зерна спелого граната для него будут светиться, как камни в прекрасном колье; глаза юной девушки напомнят сияние сапфиров». Цель искусства – создание «рукотворной красоты», не существующей в природе. «Художник – тот, кто создает прекрасное. Художник не моралист… Искусство никогда ничего не выражает, кроме самого себя», «задача каждого лжеца заключается в том, чтобы очаровывать, восхищать, доставлять удовольствие».

Эстетизм Уайльда, абсолютизируя Искусство, утверждает его преображающее воздействие на мир: «Великий художник изобретает тип, а жизнь старается скопировать его… Литература всегда предвосхищает жизнь. Она не копирует ее, но придает ей нужную форму».

Теперь о «Портрете Дориана Грея». Это произведение стало эталоном эстетизма. Однако это не поверхностный, «глянцевый» эстетизм, идея «Портрета» затрагивает глубинные пласты человеческого бытия. Многие комментаторы небезосновательно сравнивают «Портрет» Уайльда с «Фаустом» Гёте. Во втором из названных произведений, как мы знаем, дьявол (Мефистофель) заключает договор с доктором Фаустом, обещая ему славу и способность постигать тайны мира. А вот у Оскара Уайльда лорд Генри, искуситель в человеческом образе, предлагает юному красавцу Дориану Грею молодость и красоту, а все шрамы жизни и следы грехов будут отображаться на портрете героя, который был незадолго до этого написан.

Лукавые предостережения лорда Генри о быстротечности молодости и красоты заставляют Дориана произнести роковые слова: «Как печально! Я превращусь в уродливого, безобразного старика, а мой портрет навсегда останется молодым… Ах, если б всё было наоборот: если бы я навсегда оставался молодым, а состарился портрет. За это… я отдал бы всё на свете! Я готов был бы душу отдать за это».

Лорд Генри обещает: Дориан будет в жизни всё таким же юным и свежим, а стареть будет его портретное изображение.

Отныне для Дориана жизнь становится «великим произведением искусства». Недаром лорд Генри говорит: «Я очень рад, что вы не изваяли никакой статуи, не написали картины, вообще не создали ничего вне себя. Вашим искусством была жизнь. Вы положили себя на музыку. Дни вашей жизни – вот ваши сонеты». Искушение красотой и вечной молодостью всецело отдало Дориана Грея под власть чар «демона-искусителя», лорда Генри. «Юноша был в значительной мере его творением и благодаря ему пробудился к жизни».

В своем «стремлении пережить всё то, через что прошла мировая душа», Дориан крушит судьбы людей, развращая их жаждой наслаждений. Внешне же всё будет так, как об этом мечтает каждый забывший Бога и переставший прислушиваться к совести.

Художник Бэзил Холлуорд с ужасом перечисляет все преступления Дориана, который некогда был его идеалом: «Про вас говорят, что вы развращаете всех, кого к себе приближаете, и, входя к человеку в дом, навлекаете на этот дом позор и несчастье». Все эти страшные истории не вяжутся с прекрасным обликом Дориана, символом ангельской чистоты и невинности, «…ведь он казался человеком, которого не коснулась грязь жизни». Внешним проявлением зла в череде преступлений Дориана становится убийство художника Холлуорда, которому он показал изменившийся портрет, тем самым раскрыв свою тайну. Дориан не испытывает угрызений совести. Это понятие для него отсутствует. Он так комментирует свое преступление: «Друг, написавший этот роковой портрет, послуживший причиной всех несчастий, навсегда ушел из жизни. Вот, собственно, и всё». И в тот же вечер изысканно одетый, с большой бутоньеркой из пармских фиалок, он отправился на светский прием. Но его двойник – портрет, как в зеркале, отразил новое преступление Дориана. «На правой руке его двойника выступила отвратительная влага, красная и блестящая, как если бы полотно покрылось кровавым потом».