На следующий день после Рождества Винс встречался в Сан-Франциско, в принадлежавшем дону Тетранья ресторане, с Фрэнком Диченциано, доверенным капо семьи Тетранья, который подчинялся лично дону. Винс нервничал. В fratellanza были свои правила насчет убийств. Черт, у них был свой кодекс чести, касавшийся буквально каждого движения, они, наверное, и посрать без этого не могли! Однако к кодексу убийств они относились чуть серьезнее, чем ко всему остальному. Первое правило кодекса гласило: ты не должен убивать мужчину в кругу семьи, если только он не залег на дно и по-другому до него не добраться. Что ж, в этом отношении Винс чувствовал себя совершенно спокойно. Однако, согласно другому правилу, чтобы добраться до объекта, ты не имел права убивать его жену, или детей, или бабушку. Любой исполнитель, совершивший подобную вещь, по идее, должен был быть ликвидирован своими же нанимателями. Винс надеялся убедить Фрэнка Диченциано, что Веласкес – это особый случай, ведь еще ни одному объекту не удавалось целый месяц ускользать от Винса, и то, что произошло в Рождество в Окленде, было неизбежно, хотя и крайне прискорбно.
На случай если Диченциано, а значит, и сам дон, будет в такой ярости, что не захочет выслушивать никакие объяснения, Винс специально вооружился, причем не только стволом. Винс отлично знал, что если они будут жаждать крови, то набросятся на него всей кодлой и отнимут ствол, не дав им воспользоваться, как только он, Винс, войдет в ресторан, еще не зная своего приговора. Поэтому Винс обмотался пластичной взрывчаткой и приготовился взорвать их, подняв на воздух ресторан, если его, Винса, попытаются прикончить.
Винс не был уверен, что переживет взрыв. Конечно, в последнее время он вобрал в себя жизненную энергию стольких людей, что, вероятно, уже стоял у порога бессмертия, которого так жаждал, – или уже его достиг, – однако ему не суждено узнать пределы своих возможностей, не проверив себя на прочность. Если бы ему приходилось выбирать между необходимостью оказаться в эпицентре взрыва… или быть расстрелянным этими умниками, чтобы затем быть закатанным в бетон и оказаться на дне залива, Винсу, пожалуй, все же подошел бы второй вариант, дававший как-никак больше шансов выжить.
К удивлению Винса, Диченциано, смахивавший на белку с засунутыми за щеки орехами, остался в полном восторге от того, как Винс выполнил заказ, заявив, что дон очень высоко ценит Винса. И когда тот вошел в ресторан, его никто не обыскивал. Их с Фрэнком усадили в угловую кабинку и обслужили как почетных гостей, предложив блюда, не указанные в меню. Они пили «каберне совиньон» за триста долларов – подарок от дона Марио Тетраньи.
А когда Винс осторожно затронул тему убитых жены и бабушки, Диченциано сказал:
– Послушай, мой друг, мы знали, что эта ликвидация будет непростым делом, требующим полной отдачи, а потому правила можно было нарушить. А кроме того, они были не нашими людьми, а всего лишь паршивыми мексикосами. Они никогда не занимались нашим бизнесом. Ну а если уж они решили пролезть в него, то могли бы предвидеть, что мы не станем играть по правилам.
Винс вздохнул с облегчением и посреди ланча пошел в мужской туалет отсоединить детонатор, так как вовсе не хотел, чтобы теперь, когда кризис миновал, пластит случайно сработал.
В конце ланча Фрэнк дал Винсу список. Девять имен.
– Эти люди, которые, кстати, не все принадлежат к семье, платят дону за право заниматься липовыми удостоверениями на его территории. Еще тогда, в ноябре, предвидя твой успех с Веласкесом, я поговорил с этими девятью, и они наверняка не забудут, что дон ждет от них максимального сотрудничества.
Винс, не откладывая дела в долгий ящик, в тот же день отправился на поиски того, кто мог бы запомнить Трэвиса Корнелла.
Поначалу его ждало разочарование. Двое из первых четверых людей в списке оказались недоступны. Закрыли лавочку и отправились на каникулы. Хотя, с точки зрения Винса, представители криминального мира не должны вот так запросто уезжать на Рождество и Новый год, словно школьные учителя.
Однако пятый человек в списке, Ансон Ван Дайн, оказался на рабочем месте, в подвале топлес-клуба «Горячие цыпочки», и в семнадцать тридцать двадцать шестого декабря Винс нашел то, что искал. Ван Дайн посмотрел на фотографию Трэвиса Корнелла, которую Винс обнаружил в материалах старых номеров газеты Санта-Барбары:
– Да, я его помню. Он не из тех, кто легко забывается. Он не иностранец, стремящийся в один миг заделаться настоящим американцем, как большинство моих клиентов. И не жалкий неудачник, которому нужно сменить имя и спрятать лицо. Он не здоровяк и не строит из себя крутого, но все равно производит впечатление человека, способного размазать по стенке любого, кто окажется у него на пути. Очень выдержанный. Очень наблюдательный. Такого не сразу забудешь.
– Вот кого точно не сразу забудешь, так это ту роскошную телку, которая с ним была, – подал голос один из двух бородатых вундеркиндов, сидевших за компьютером.
– На такую даже у покойника встанет, – заметил другой.