— А что это ты напугался? Не ждал? А где холопы? Никого не видать.
— Кто где, работают. А тебя-то что привело?
— Да вот ехал мимо и решил заехать к старому другу, — пояснил Прохор. — Или незваный гость хуже татарина?
— Лучше, Прохор, лучше! — криво улыбнулся Трофим. — Ну а уж тебя-то я завсегда видеть рад. Аль какие заботы?
— Есть заботы, есть, — кивнул Прохор.
— А что ж стоим? Пошли в трапезную, — предложил хозяин.
Стол был уже накрыт, сели, начали есть. Обглодав жареного цыплёнка и запив квасом, Трофим сипяво спросил:
— Так пошто ко мне?
И Прохор рассказал о своих с Порфирием злоключениях. Говорил, а сам внимательно наблюдал за хозяином и в конце рассказа вздохнул:
— Поможешь, Трофим?
Купец посмурнел:
— Чем я помогу?
— Холопами. Мне люди нужны.
Трофим отвёл глаза:
— Они все в работе. Погодить надо.
— Никодим опередит, некогда годить! Значит, не поможешь? — Прохор встал с лавки.
— Вот же бестолковый ушкуйник! — поднялся и Трофим. — Говорю, они все далёко работают. Поживи тута денёк-другой, я их соберу — и валяйте на все четыре стороны!
Прохор долго смотрел в лицо купца, но на нём была написана только искренняя охота помочь и огорчение, что помочь быстро не получается. Кивнул:
— Ну ладно, пару дней подожду. Щас, схожу за Калистратом...
— За каким Калистратом?! — выпучил глаза Трофим.
— За товарищем, я с ним приехал.
Трофим проводил Прохора испуганным взглядом, а тот, спускаясь с крыльца, увидел бегущего к нему Калистрата.
— Ты что?! — забеспокоился Прохор.
— Быстро в Керженец! Быстро!
— Да что стряслось?
— Никодим с Козьмой поди уже там! Щас мимо знакомый юрьевец проходил и поведал, что с Трофимова двора намедни куча всадников во главе с Никодимом выехала.
— Как это?.. — ошалел Прохор.
— А так! Трофим заодно с ними!
— Ах, сука! — оглянулся на хоромы Прохор. — То-то, гляжу, зенки бегают и холопов не даёт... «В работе»! Вон они, оказывается, в какой работе... Убью падаль! — рванулся обратно к крыльцу.
— Стой! — схватил его за рукав Калистрат. — Трофим не дурак, небось уж и след простыл. После найдём эту облезлую собаку и на первом же суку подвесим, а сейчас спешить надо, может, ещё успеем!..
Глава шестая
Весело Любиме в лесу. Мягкая травка ласкается, к ногам прижимается, на полянах цветы в глаза радостью бросаются, от их аромата дух захватывает. Утренний влажный воздух по телу бегает, нежится, пригреться пытается. А разноголосые птицы ух как песни свои высвистывают, выщёлкивают, вытреливают — так истомно и сказочно, что кажется Любимушке, в каком-то чудесном, неземном царстве она.
В лукошко ягодки спелые складывала да вспоминала Данилушку. Прикипела её душа к сердешному, так прикипела, что не хотелось расставаться с ним даже на малое времечко.
Вот и сегодня опять рано-ранёшенько, по зорьке принесла она ему всякой всячины потрапезовать. Насытился Данилушка, хотела Любима уходить, а не уходится. Хотела убежать, а не убегается. И князь тоже глядит на неё, не отрывая глаз, и молчат оба, друг на дружку уставившись. Лишь оклик Оленя заставил их очнуться.
— Иди в лес по ягоды, — приказал.
— И я с тобой, милая, — молвил Даниил.
— Нельзя, соколик мой ясный, батюшкой не велено, — ответствовала девушка. — Пересуды и наговоры навлекать на меня не надобно.
И ушла одна. Лукошко уже полно ягод, собралась красавица домой возвращаться — и вдруг слышит голоса чужие. Кого-то спозаранку несёт нечистая в слободу родимую...
Спряталась Любима в кустах и внимательно слушает. Много незнакомцев на поляне, а один знакомым кажется. И голос ещё одного раньше вроде слыхала.
«Где же я этих молодцов видела? — подумала девушка. — Ах да! Они Данилушку к нам на ушкуе привезли. А как же их звать-величать?..»
Хотела выйти из укрытия, но кто-то вдруг точно на ухо зашептал: «Погоди, неладные то люди...»
«И зачем они сюда? — снова подумала Любима. — Неужто забирать Данилушку? Он же почти выздоровел».
Запечалилась девушка, закручинилась, чуть не заплакала. Вот и пришло расставанье. И вдруг...
И вдруг услыхала речи злобные, словно аспид шипит:
— И всё-таки надо его татарам сдать! Какие-никакие, а денежки получим!
— Неча нам о татарские гроши пачкаться! — возразил другой. — На месте князька этого негодного кончим.
Любимушка от услышанного ни жива ни мертва. Притихла, как мышь, а когда разбойники прошли, выскочила из кустов и опрометью бросилась в слободу.
— Успеть упредить батюшку надобно! — бежит и шепчет Любима. — Нет, не к батюшке сперва нужно, а к Данилушке. В лес его увести, на охотничью заимку батюшкину. Там, в таёжной избе, пускай спрячется...
Быстро бежала, ног не чуяла, коса русая, словно лента, по ветру развевалася. Не чувствовала боли от стегающих по лицу, по телу колючих веточек, не ведала усталости. Спотыкалась, падала, поднималась и снова бежала, как оленуха напуганная. И вот она, слободушка, вот изба, в которой Данила. Вбежала в избу, а там его нету.
— Где же ты, мой сердешный? — вырвалось из груди девушки. — Данилушка! — выскочила на улицу. И там нету. Кинулась обратно в лес. Как бы разбойники не поспели...