Ангелы плачут над Русью

Привычные к набегам с реки ушкуйники кошачьим манером выбрались на берег и подобрались к стойбищу татар. Один из дозорных насторожился: это под ногой Коня хрустнула сухая ветка. Ушкуйники замерли, и дозорный вскоре успокоился. Новгородцы продолжили путь, и через минуту дозорные были бесшумно сняты и обезглавлены. Нападавшие, не мешкая, ворвались в один из разбитых на отшибе шатров и, не дав опомниться уже дремавшим его обитателям, заткнули им рты, связали и поволокли в лодку.

— Гребите! Гребите! — полушёпотом командовал атаман. — Скорее к Волге!

— Кого поймали-то? — поинтересовался Конь.

— Потом разберёмся! — рыкнул Порфирий.

Пленников оказалось пятеро: двое мужчин и три женщины. Когда забрезжил рассвет, Порфирий приказал освободить их от кляпов и спросил:

— По-русски бельмекаете?

— Я — бельмес, я — бельмес! — затараторил пожилой степняк лет пятидесяти. Он был одет в атласный голубой с жёлтой каймой халат. Глаза карие, крупные, лицо явно не монгольского типа.

— Половец? — спросил его Порфирий.

— Половца, половца, кыпчака! — забегал глазами по сторонам полонянник.

— Боязно, рожа поганая? — выругался Аристарх, а Варфоломей заметил:

— Половец — тот же татарин, даже хуже природного татарина. Эти половцы хуже любого монгола стали. Они сейчас в Орде верх берут. Приспособились, сволочи! В Сарае чистых, первозданных татар-монголов малость осталось. Бывшие половецкие конюхи-карачу всем заправляют.

— Нам его родословица не нужна! — вмешался в разговор ушкуйников Конь и повернулся к пленнику: — Жить хочешь?

— Хотела, хотела!..

— А эти кто? — показал на остальных Конь.

— Сина моя, жена моя, сноха моя, доча моя...

— О-о-о, — протянул Конь. — Всё семейство?

— А что ж одна жена-то? — удивился Аристарх. — У вас их много бывает. Ты что, бедняк?

— Бедняка, бедняка, — утвердительно закивал пленник. — Ещё восема жена в другой шатра, бедняка...

— Ого! Вот это бедняк! Девять баб! Так их же кормить надо...

— Бедняка, бедняка, девят жена, двадцат дэти. Род моя...

— Ну так вот, — наклонился к нему атаман. — Хочешь, чтоб твой род жив остался?

— Хотела, хотела...

— Ты Ногайской орды?

— Нагая, Нагая...

— Короче, ежели хочешь, чтоб семейство твоё уцелело, то сейчас же отправишься обратно на берег, отыщешь в степи татарский отряд, который взял в полон русского человека, его вон брата, — показал на Коня Порфирий, — и выручишь его, понял?

Пленник приуныл:

— Степ болшой... Где я могла искала какая отрада?..

— Жить захочешь — найдёшь, — угрожающе глянул на него Аристарх.

— Поняла, поняла, — побледнел половец — и Коню: — Кто твоя брата и откуда его полона брала?

— Из Керженца. Вепрем зовут, — ответил Конь.

— Вепра, Керженца... Поняла-поняла!

— Сейчас мы тебя на малой лодке на берег отвезём, — сказал атаман. — На всё про всё неделя времени.

— Неделя не успевала! — опять затараторил татарин.

— Жить захочешь — успеешь, — оскалился Аристарх.

— Ладана, ладана!..

Порфирий кивнул:

— Найдёшь Вепря, освободишь его из полона и привезёшь на то место, где мы тебя сегодня оставим. И потом получишь свой выводок. Да гляди, не вздумай на нас татар навести. Заметим неладное, сразу всех твоих в воду кинем. Камни им на шеи прямо щас привяжем. Понял?

— Поняла, поняла! — испуганно выкатил глаза степняк.

— Ипат! Аристарх! Отправьте его на берег! — приказал атаман...

— А хороша у змея дочка, — заметил, вернувшись обратно, Аристарх. — Я б на такой... женился!

— Ну и за чем же дело? — усмехнулся Порфирий. — Отца дождёмся — посватаем и вези её домой, она тебе много татарчат нарожает.

— А я щас, без сватовства хочу! — присел на корточки возле девушки Аристарх.

— Не трогаль Вазиха! — бросился на Аристарха молодой татарин.

— Отстань, басурман! — ударил его кулаком в лицо Аристарх. Юноша стукнулся затылком о кадку с водой, рухнул и затих.

Вазиха прижалась к борту ушкуя, дрожа всем телом.

— А ну перестань! — кинулся в заступу татарам Конь. — С безоружными да с бабами сладить — не велика доблесть!

— Жалеешь?! — возмутился Аристарх. — А они нас не жалеют! Вон твою слободу вместе с твоей женой сожгли, брата в полон увели. Он теперь, чай, не на пуховых перинах нежится, а голодный, холодный спину гнёт на этих скотов!.. Ты, парень, коль уж попал в волчью стаю, то по-волчьи вой. У нас, ушкуйников, к татарве жалости нету. Вот походишь с нами по Волге — привыкнешь и татарок насиловать, и татарам головы рубить... Привыкнешь!

— Остынь, Аристарх! — вмешался атаман. — Конь прав. Мы их целыми и невредимыми должны оставить, а то не на кого менять Вепря будет. Позови знахаря, пущай этого сопляка в чувство приведёт.

Аристарх недовольно пошёл за лекарем и больше к пленникам не приближался.

Прошёл день, другой, и под вечер ушкуйники вдруг увидели на берегу условные сигналы, извещающие о том, что татарин вернулся. Его доставили на ушкуй, и Порфирий сразу спросил:

— А Вепрь где?

— Нета Вепра, — едва не заплакал татарин.

— А пошто вернулся?

— Сказал, что нета.

— Не нашёл его?

— Нета степ... Урус... Тама...

— Вепрь на Руси остался? — удивился атаман.

— Да. Урус. Я нашёл сотник Сухэ, которая забирала Вепра Керженца.