Я непроизвольно вытянула руку и потрогала ее. Каждая щетинка казалась острой, будто крошечная стальная иголка. Не спуская глаз с Анджелиного лица, Кеннет оттолкнул мою руку и, приставив захомутанный конец хуя к устью Анджелиного отверстия, вернулся в нее. При этом каждая черная щетинка выворачивалась, укладываясь диковинной черной складкой вкруг розовой канавки, а затем полностью исчезала, проталкиваемая толстым стволом, на котором все они держались. Замерев на секунду, Кеннет размашисто и стремительно задвигался взад-вперед. Я буквально ощущала, как шипы раздирают нежный внутренний канал, когда они с растущей быстротой терлись по всей его длине.
Не чувствуя боли, Анджела лишь просила Кеннета напирать еще неистовее. Она положила ноги ему на плечи, чтобы он мог проникнуть в нее до последнего дюйма, а орудие пытки достигло самой глубины пизды. Теперь казалось, будто Анджела подвешена к его плечам, и лишь ее голова и шея касались кровати. Кузина бешено хватала руками шаль под собой, и когда Анджела уже приближалась к окончательному удовлетворению, я заметила, что ее экстаз достиг высоты, на которой она готова закричать, не думая о последствиях. Я заткнула ей рот ладонью, дабы заглушить ее вопли, и позволила больно укусить меня: Анджела извивалась, словно уж, все ее тело корчилось в непрестанных мучительно-сладостных судорогах, то уклоняясь, то двигаясь навстречу страшным толчкам Кеннета, пока внезапно не застыло и, как подкошенное, не повалилось на кровать. Жизнь возвращалась к Анджеле волнообразными приливами, исходившими из мокрых чресл, тогда как брызжущий и причудливо украшенный хуй Кеннета искал теплую гавань ее разинутого рта, а я пила большими глотками тепловатое молочко с травяным привкусом, лившееся из ее пизды мне в глотку.
За все это время я ни разу не подумала об Урсуле. Трудно поверить, что за столь краткий срок я развратилась до такой степени, что мне стало безразлично ее присутствие. Я вспомнила о ней лишь после того, как меня оставил Кеннет. Но даже тогда меня не волновало, что она была свидетельницей тех постыдных сцен, в которых я добровольно участвовала.
Я все еще держала сморщенный конец Кеннета во рту, сомкнув губы вокруг основания, как вдруг кузен, оттолкнув меня, бросился к кровати Урсулы, призывая Анджелу очнуться.
Я довольно долго была повернута спиной к Урсуле и не видела, чем она занимается. Теперь же, развернувшись, я заметила, что она растянулась на кровати, подложив свою толстую ночную рубашку под подбородок и широко расставив ноги. Между длинными и толстыми, свисающими половыми губами Урсула держала, похоже, одну из Анджелиных плеточек, орудуя твердым ее концом, словно мужским членом, и неистово протыкая себя в бесплодной попытке утолить бешеное желание, сжигавшее ее изнутри.
Щеки у нее пылали. Хотя Урсула и твердила имя Кеннета, похоже, она не замечала, как он наблюдает за ней с любопытством и замешательством. Тем временем тонкий перевитый кожаный черенок ритмично двигался туда-сюда и казался совсем крошечным по сравнению с широчайшей брешью, которая жаждала его и которую он тщетно искал.
Анджела потянулась и зевнула.
Она лениво встала и подошла взглянуть на Урсулу. Увидев, из-за чего сыр-бор, она расхохоталась. Недолго думая, схватила плетку за ремни и рывком выдернула орудие из ножен. С отвращением держа этот липкий инструмент в вытянутой руке, она вышла из комнаты, заявив, что ложится спать.
Похоже, эта тягостная сцена возбудила Кеннета, поскольку хуй у него вновь начал подниматься. Сжимая его в руке, так чтобы Урсула не смогла до него дотянуться, Кеннет оскорбительно махал им перед ней, пока несчастная девушка, роясь рукой в своей щели и устремив взор на предмет своего вожделения, пыталась самостоятельно достичь хоть какого-то облегчения. Но все ее усилия были напрасны. Она лежала, тяжело дыша, с запекшимися губами. Пизда ее зияла, мокрая и воспаленная, словно томящаяся бездна, а Кеннет был недосягаем.
Ее глаза загорелись безумием, когда Кеннету наскучила эта игра, и он решил покинуть нас. Я просила его не оставлять меня наедине с Урсулой, ведь я и впрямь обезумела от страха. Многозначительно посмотрев на себя, Кеннет сказал, что я подхожу ему, и, несмотря на огромную усталость, я отправилась вслед за ним и позволила делать с собой все, что вздумается, покорно учась не чувствовать боли, даже если я не испытывала наслаждения.
Я уснула еще до того, как он закончил со мной развлекаться.
Я совсем забыла о пикнике, который мама запланировала на сегодня. Пригласили викария, он зашел к нам утром, и мы выехали в половине одиннадцатого. Солнце уже припекало. Мы отправились в ландо к Стентонскому лесу.
Отыскали приятное тенистое местечко недалеко от дороги и расположились под деревьями. Я и мисс Перкинс распаковали корзины с бутербродами и прочей снедью и разложили все на земле — на большой белой скатерти, украсив ее мхом: она действительно выглядела прелестно и очень празднично, и я заслужила комплименты от мамы и мистера Гарета.