Ангелы с плетками

С благодарностью и облегчением Урсула пообещала сделать все, что пожелает Урсула, целуя ей руки и повторяя, что она — ее настоящий друг и спасительница. Агрессия сменилась в ней презреннейшим подобострастием. С трудом скрывая отвращение, Анджела встала, сказала, что ей пора идти, и, обняв меня за обмякшую талию, практически внесла в свою комнату, а затем пяткой закрыла за собой дверь. Она усадила меня на кровать и, улегшись рядом, зарылась лицом в подушку, изо всех сил пытаясь подавить неудержимый приступ хохота. Из глаз у нее брызнули слезы радости. Она принялась искать свой носовой платок. А я наблюдала за всем этим, потрясенная услышанным, не в силах разобраться в путанице мыслей: Урсула, старый садовник, откровение Анджелы и ее нынешний взрыв смеха кружились в одном безумном вихре. Это был полный абсурд, и я ничего не понимала.

Наконец, припадок прошел, и Анджела села на кровати, вытирая платком глаза. Она заметила мое смущение и отчаяние и затрясла меня за плечи, умоляя не быть такой дурочкой. Заверив меня, что единственная беда Урсулы — ее невероятная глупость, которой Анджела и воспользовалась, чтобы заставить ее помалкивать, она описала, какая чудесная жизнь наступит, ведь Урсула будет выполнять все, о чем бы ее ни попросили.

— Разве ты не понимаешь, что она идеальная жертва? Теперь она будет доставлять нам полное удовлетворение, всецело находясь в наших руках и считая, что сама ее жизнь зависит от нашего расположения и благосклонности.

Если Анджела и осознавала всю чудовищность своих слов, она этого не выказывала. Хихикая с таким видом, будто сыграла с бедной Урсулой невинную школьную шутку, она отвергала любые мои попытки объяснить всю жестокость этой затеи. Анджела была исполнена презрения к моему заступничеству:

— Урсула? Урсула для меня — пустое место. Она же дурнушка. Ей еще должно льстить, что мы с Кеннетом вообще снизошли до нее.

Затем, видя, что не удается меня убедить, она сменила тактику, и в ее тоне прозвучало предостережение. Она заставила меня поклясться хранить тайну.

— Если раскроешь нашу хитрость, горько пожалеешь. Она тогда все расскажет, а это для тебя гораздо страшнее. К тому же ты во всем будешь зависеть от нас. А мы-то не спустим тебе этого с рук, ты ведь знаешь… — Она не уточнила, что именно они могли сделать, но я слишком хорошо ее знала и поняла: это не пустая угроза.

Мне отчаянно хотелось побыть одной и постараться привести мысли в порядок. Однако я сказала, что посижу с Урсулой, — я пообещала это раньше мисс Перкинс, — хоть и страшилась возвращаться в комнату и оставаться с ней наедине. Впрочем, у меня не было выбора, поскольку Анджела велела мне уйти, сказав, что у нее дела и что Урсуле, наверняка, необходима компания и дружеская поддержка.

Когда я возвратилась в комнату, Урсула лежала на кровати, задрав рубашку. Она внимательно изучала свой живот. На ее лице застыло удивление, смешанное с ужасом. Увидев меня, она густо покраснела и поспешно натянула одеяло. Чтобы как-то приободриться, она попросила у меня щетку для волос. Я сделала вид, будто ничего не заметила, и оделась, уделив много времени своему туалету и побаиваясь той минуты, когда больше нечем будет заняться и придется молча созерцать ее страдания.

Едва Урсула заговорила, я тотчас засыпала ее вопросами. Раньше я не знала, откуда берутся дети и как это происходит, и когда она объяснила мне, я поняла скрытый смысл Анджелиной угрозы о том, что она сделает, если я выдам ее секрет. Мой собственный страх почти вытеснил жалость, которую я испытывала к обезумевшей и беспомощной Урсуле.

Сейчас уже поздний вечер, и Урсула спит, а я все еще пишу в своем дневнике, надеясь, что если запишу все, мне удастся прояснить ситуацию.

Мама придет с минуты на минуту проведать Урсулу. Надо спрятать дневник, ведь я уверена: стоит лишь маме взглянуть на обложку или что-нибудь спросить, мое лицо тотчас меня выдаст.

Среда, 11-e

Хотя я очень устала, Кеннет пришел вчера ночью и делал со мной все, что заблагорассудится, не обращая внимания на Урсулу, будто ее вообще не было в комнате. Зная теперь о возможных последствиях наслаждения, я так испугалась, что не могла лежать смирно, хотя Кеннет шепотом ругался и больно меня щипал. Запинаясь и плача, я объяснила, что дело не в нем: просто я боюсь забеременеть. Услышав это, он рассмеялся и сказал, что я еще слишком молода, для того чтобы оказаться в Урсулином положении, и посоветовал мне забыть все те враки, которые, возможно, наплела мне Анджела. Но это не успокоило меня, ведь мне известно о его собственной лживости. Разве я не получила всего пару часов назад достаточное ее подтверждение? Но я не отважилась ничего сказать, особенно при Урсуле. Впрочем, Кеннет так и не смог меня уговорить, хотя и сказал, что решил не портить меня и я должна во всем положиться на него. Всякий раз, когда он подводил хуй к отверстию моей пизды, оно само собой закрывалось — под конец даже против моей воли. Кеннет снова терял терпение, и я уже начинала опасаться этого больше, нежели возможного результата удовольствия.