Ангелы с плетками

Урсула лежит в постели — в горячке. Я сумела разбудить ее в шесть часов, точнее, подняла на ноги и заставила лечь. Потом, умирая от усталости и заперев, наконец, дверь, я провалилась в сон, полный кошмаров, пока мисс Перкинс не разбудила меня час спустя.

Хоть я была еще спросонья, события прошлой ночи промелькнули в голове в один миг. Я заметила свое скомканное и бесповоротно испорченное постельное покрывало, которое, несмотря на все мои усилия, хранило следы беспорядка… Мне пришлось быстро соображать, чтобы нас не разоблачили. И наверное, сам Дьявол стоял рядом и подсказывал мне: не краснея и не дожидаясь, пока мисс П. Задаст какой-нибудь вопрос, я сообщила ей, что бедной Урсуле всю ночь нездоровилось — наверное, она чем-то отравилась. Дескать, я заботливо ухаживала за ней, не нарушая ее покой.

Похвалив за отзывчивость, мисс П. все же пожурила меня за то, что я не отыскала ее, добавив, что мое поведение вполне можно расценивать как недоверие к ней. Она сказала, что если Урсула и впрямь заболела, ее нужно было лечить, дать ей лекарство, и так далее… Мы разговаривали шепотом, поскольку Урсула еще спала, и я умоляла мисс П. не будить ее, объясняя, что мы не спали до самого утра и я тоже с удовольствием немного отдохнула бы.

— Тогда я оставлю вас до десяти часов, — промолвила она и ушла сказать Джозефу, чтобы расседлал наших лошадей.

Как только она ушла, я выпрыгнула из постели и стала трясти Урсулу, пока она полностью не проснулась. Когда я повторила ей историю, только что рассказанную мисс П., и велела подтвердить ее, если она хочет спасти нас от беды, Урсула слушала меня, похоже, не понимая, о чем я говорю. Руки у нее горели. Умоляя принести стакан воды, она попросила меня повторить, что я ей рассказала. Я так и сделала, и она кротко выслушала, восхищаясь моим спокойствием, и призналась, что ей и впрямь дурно, а голова просто раскалывается.

Я взбила ей подушку, расправила постельное белье и уговорила поспать еще до десяти часов. Я боялась, что ей захочется поговорить о событиях прошлой ночи. Но, видимо, она была в изнеможении и, закрыв глаза, почти тотчас же уснула. Я тоже легла в постель, надеясь на столь необходимый отдых. Хотя глаза у меня слипались от усталости, едва я их закрыла, передо мной пронеслись воспоминания о случившемся. Я почувствовала, что с большим трудом могу вызвать у себя раскаяние, которое обычно испытывала. Так я осознала всю глубину своего падения и ту ошеломительную быстроту, с которой я научилась лгать самым близким и дорогим людям. Мысль о Кеннете вовсе не внушала мне ужас и отвращение: наоборот, от нее сладко щемило под ложечкой. Я затосковала по нему и приложила ладонь к своей влажной щелке.

Вскоре я нашла именно то место, где зарождалось мое удовольствие и, проворно двигая пальцами, обнаружила, что могу управлять собственным наслаждением, останавливаясь как раз перед тем, как гребень волны спадает (я не могу подобрать более точного образа), а затем позволяя ей подниматься вновь. Я занималась этим, пока мои пальцы не перестали подчиняться рассудку, и, вся в мыслях о Кеннете, я перевернулась на живот, крепко сжав ноги и зарывшись лицом в подушку, чтобы не потревожить Урсулу своими вздохами. Так я и уснула.

Мисс Перкинс вернулась ровно в десять и разбудила нас. Она принесла на подносе мой завтрак и настой ромашки для Урсулы. Мисс П. села на край Урсулиной кровати, заставила ее выпить настоя и стала подробно расспрашивать о болезни. Я боялась, как бы Урсула не забыла о том, что я сказала ей утром. Поначалу она, кажется, не понимала, на что намекает мисс П. Я умоляюще посмотрела на Урсулу, безмолвно, однако усердно молясь о том, чтобы она не выдала нас. Похоже, Урсула минуту колебалась. Меня сковал страх, и я подумала: возможно, оправданное желание мести заставит ее сорвать маску и отбросить всякую осторожность. Наступила пауза, и я почувствовала, что на лбу выступили капли пота. Руки у меня затряслись, чашка, из которой я пила, задребезжала о блюдце, и мне с большим трудом удалось поставить чашку с блюдцем на поднос.