Ангелы времени

— Терциния, милая, лети спокойно. Терминал открыт, тебе ничто не угрожает. Все страшное уже прошло. Пусть твой бортовик сам посадит корабль. Доверь ему управление. Ты очень нужна нам всем, слышишь меня?

Терциния слышала, но ничего не могла поделать с собой. Закрыв лицо руками, беззвучно сотрясалась. Казалось, какая-то из мыслей-энергий, настигнув ее из нейроквантовой бесконечности, так обжигающе больно хлестнула все внутри, что не было, не хватало никаких сил ни бороться, ни стоять, ни выживать, ни дышать, ни жить…

***

Цезарь Шантеклер покинул Лабораторию спустя сутки после разгрома осаждавших город-притон теократов.

Выслушав все рапорты всех выбранных в спецотряд нейроквантового удара, а таковых было ровным счетом пятьдесят человек, Шантеклер, да и весь оперативный штаб адмирала Оди, признал результат беспрецедентным, если не сказать пугающе беспрецедентным.

Внешнее время операции заняло чуть более десяти минут, и то по причине неодномоментности действий и использования кораблей для доставки спецштурмовиков на орбиту с последующим инъекцированием их прямо в шлюзовых камерах перед самой высадкой на ковчеги.

Наземная операция проводилась от силовых терминалов, где инъекцирование провели значительно быстрей. Шестьдесят два приземлившихся после отступления дракаров модуля были уничтожены за двенадцать секунд группой из пятнадцати человек…

Последний из группы, получив инъекцию, уйдя на задание, вернулся спустя три секунды после укола, сообщив при этом, что провел в вылазке два часа и посвятил себя тому, что сломал десять лазерных зениток и лично вскрыл восемь модулей. Теократов из штурмовых отрядов он не убивал, а просто отбирал у них все действующее оружие, которое сложил в каком-то мелком кратере и заминировал. Со всеми своими товарищами по вылазке он держал надежную связь, но не все из спецотряда проявляли гуманизм в отношении противника. Некоторые, обходя «манекены» бегущих и ползущих послушников, подходили к ним и просто перерезали дыхательные трубки оксигенераторов. Разумеется, большинство теократов погибли просто во время разгерметизации модулей. То же самое касалось и ковчегов.

Вообще, психологическое состояние большинства участников спецотряда после выполнения боевого задания в режиме нейроквантового поля на поверку оказалось очень скверным и даже тяжелым, подавленным. И причина таких настроений была как раз в том, что невыносимо трудно уничтожать обездвиженного противника, не успевающего, а точней, неспособного даже помыслить о сопротивлении.

Парадокс нейрокванта, возможно, один из самых фундаментальных, состоял в отсутствии выраженной ненависти, сознательной агрессии. В конечном итоге рапорты всех участников контрудара вели именно к этой проблеме. Сорок пять из пятидесяти инъекцированных нейрозамедлителем признались в том, что никогда больше не хотели бы повторять такой эксперимент. Тридцать из пятидесяти сообщили, что никогда в жизни не хотели бы браться за оружие, даже если бы им пытались объяснить и доказать всю справедливость какой-либо войны и какого-либо возмездия.

Терциния, которая, до этих выступлений, прочитала свой отчет о полете в режиме нейроквантового поля, слушая рассказы очевидцев-исполнителей, вздрагивала и бледнела. Она, вернувшаяся из белого вакуума, привезла совсем иные ощущения, находившиеся в другом ряду сравнений и открытий, которые, по ее мнению, переворачивали всю картину мира. Ее страхи и беспокойство за жизнь одного человека теперь усилились страхом за людей, что вынуждены были испытать и узреть в себе другую сторону «медали» нейроквантовых эффектов. И эта сторона имела определенный моральный смысл, научный же интерес к таким «открытиям» выглядел кощунством. Как уравновесить эти чаши весов? Кто бы мог взяться за подобную задачу? Терциния надеялась, что только сам гениальный изобретатель нейрозамедлителя может справиться с противоречиями своего открытия, но слово на собрании взял не Гильгамеш, а Дамиан Гомер.