Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого

Имена Маго и Мариньи упоминаются вместе также при рассказе о разногласиях, существовавших долгое время между графиней и фламандскими торговцами по поводу пошлины, которую они должны были выплачивать при проезде через Бапом. В тот момент горожане судились с людьми графини, изъявшими у них товар в ответ на отказ уплатить налог.[924] А начиная с 1307 г. камнем преткновения для улаживания отношений Маго с жителями Ипра была таможня в Бапоме,[925] причем страсти особенно накалились в 1309 г. Мариньи был вдвойне заинтересован в разрешении этих спорных ситуаций. Прежде всего с 1311 г. он являлся владельцем рынка в Бомеце и не видел ничего хорошего в том, чтобы в этом районе возникали препятствия свободному товарообороту, тем более что эти неурядицы могли отразиться на доходах от ярмарок и рынков в Лоншане и Экуи. Кроме того, он был отцом наследника шателенства Бапома,[926] где в мае 1311 г. по приказу Маго был построен огромный замок.[927] Далее, в 1313 и 1314 гг. он являлся постоянным ходатаем для некоторых горожан Ипра, среди которых самыми влиятельными были Бротерламы, де Ло, Бели, Ангили, Ле Вагенеры, Эли и так далее. Он начал вести с ними дела в июне 1312 г., а в июне 1313 г. выслал им копию грамоты об открытии ярмарки в Экуи.[928] Поэтому, учитывая то, что конец разногласиям между Маго и торговцами Ипра был положен, причем в пользу последних,[929] изданной королем грамотой от 24 февраля 1312 г., сложно не увидеть в этом следов стараний Мариньи, который действовал в своих интересах и учитывал интересы своих протеже.

Маго, которую, по всей видимости, напугала такая резкая перемена поведения Ангеррана, приняла меры предосторожности: она передала Бомец Мариньи как своему человеку[930] и, конечно же, стала более настойчиво добиваться его расположения. Все было напрасно. Мариньи неумолимо переходил на сторону торговцев Ипра. посетить который в 1313 и 1314 г. он рекомендовал Филиппу Красивому и Эдуарду II.[931] Отныне интересы графини и Ангеррана не совпадали, и в 1313 г. переписка сошла на нет.

В ноябре того же года Маго попыталась встретиться с Мариньи; июне 1314 г. она преподнесла ему в дар осетра; все это были всего лишь попытки возвратить былое влияние на могущественного советника. Становится понятным, что Маго была одним из врагов Ангеррана, попавшего в немилость несколько месяцев спустя. Тогда она испугалась того, что Мариньи обнародует их отношения, что поставило бы ее в неловкое положение перед Валуа, Эвре и Пикиньи. Позже мы увидим, что у Мариньи не было возможности защищаться, но Маго, вернувшись из Парижа после смерти короля, на всякий случай благоразумно удалилась в Артуа на время слушания его дела;[932] во время казни Ангеррана она находилась в Эдене. В июне она послала в Ар рас своего капеллана и милостынщика, Жана де Курселя, за копией показаний Ангеррана.[933] На самом деле, он ни в чем не признался, но возможность того, что он мог о чем-нибудь проговориться, не давала покоя графине Артуа.

Последними из дел Артуа, которыми занимался королевский камергер, были выплата и последующее распределение приданого Бланки Бургундской, жены Карла Красивого,[934] то есть 100 000 турских ливров. Еще до самой первой выплаты король приказал поместить в Тампль ларец, сопроводив этот приказ грамотой от 15 февраля 1311 г. о том, что четыре ключа от этого ларца должны были находиться у Маго, Ги де Сен-Поля, Ангеррана де Мариньи и Ги Флорана, королевского казначея.[935] Эту грамоту заказал Пьеру д'Обиньи для составления сам Ангерран, доказательством чему служит не относящаяся к содержанию помета на оригинале.