Англичанин из Лебедяни. Жизнь Евгения Замятина (1884–1937)

Затем жара спала, и это позволило ему приступить к работе над очередным рассказом – «Алатырь»: «…почти написан, осталась одна, нецелая, глава. Всего – 9 глав, небольших; печатных – стр. 20. Все это – конечно, еще вчерне, но, право, кажется, будет недурно: забавно»[62]. Это был еще один текст с мягкой сатирой на жизнь сонной провинции. Герои рассказа – дочь начальника полиции Глафира, мечтающая о поцелуе и завидующая собственной кошке, вскармливающей котят, нелепый начинающий поэт Костя Едыткин и князь, работающий почтмейстером и призывающий к изучению эсперанто. 28 июля всего лишь за день он написал еще один короткий рассказ – возможно, «Старшину». В этот день во всех храмах шел колокольный звон по случаю вскрытия мощей и канонизации тамбовского епископа XVII века Питирима, и ему представлялось, что в этот день все должны были выйти на улицу и пуститься в пляс.

Он ожидал, что, скорее всего, из-за начавшейся войны его скоро снова вызовут на работу. Судя по всему, в свои 30 лет он был непригоден для действительной службы по состоянию здоровья, но его специальность в любом случае была стратегически важной. Незадолго до этого Государственная Дума проголосовала за то, чтобы средства, шедшие на коммерческое судостроение и развитие портов, впредь поступали на оборону и укрепление Черноморского флота. Замятин предполагал, что после этого только он и еще один инженер, занятый на ледокольных проектах, сохранят свои должности, а многие из остальных его знакомых, вероятно, будут призваны на службу или переведены на военные задания. Между тем он сильно скучал по Людмиле и выразил желание приехать к ней в Златоуст, куда уже шесть раз отправлял ей письма[63]. Мы не знаем, осуществил ли он это намерение, но вскоре он действительно вернулся на работу и в четвертый раз за тот год был вынужден расстаться с женой. 7 ноября 1914 года он покинул Петроград (город был патриотически переименован в августе, когда началась война) и двинулся на юг. На этот раз из-за перебоев в расписании поездов, связанных с началом войны, ему понадобилось более двух суток, чтобы добраться до Николаева. Уже на следующий день он должен был отправиться в Херсон, где по-прежнему проводил испытания рефулеров. Температура упала до десяти градусов мороза. И работа, и окружение казались Замятину скучными, он жаловался на то, что под рукой не было даже «Речи». Вместо этого он читал литературу о подводных лодках и рассказы из журнала «Мир приключений»:

Сейчас вернулся с прогулки. На столе хрипит самовар. За окном – мороз, небо – как хрусталь, и рождественские звезды. Воздух и небо единственные два приличные в Херсоне продукта, – остальное – дрянь, особенно булки. К счастью, воздухом питаться приходится много. Встаю в начале десятого: чай. К одиннадцати – наша очередь; моя и моего старика (мы поделились на очереди), идти на рефулер. Там – заводской завтрак в час: ветчина, семга, масло, сыр (замечательный), десятифунтовая банка икры, чай. Дежурим на рефулере с 11 до 4-х. Все время на палубе. Около 5, в шестом – обедаем. После обеда – читаю и – horreur [ужас] – сплю, час-полчаса. Потом иду гулять. И начинай сначала[64].

Оказалось, что некоторое время ему придется оставаться в Херсоне (чем он был очень недоволен), и ему пришлось попросить Людмилу предупредить руководство Политеха, что он не сможет проводить занятия на кораблестроительном и инженерном факультетах. 16 ноября он обнаружил в своей комнате клопов (что еще больше разозлило его) и был вынужден сменить квартиру. Однако потом, к его большой радости, река начала замерзать, и так как это означало, что работы придется приостановить, к 22 ноября он рассчитывал уехать.