Англичанин из Лебедяни. Жизнь Евгения Замятина (1884–1937)

Некоторые из рассказов Замятина он опубликовал в журнале «Летопись» в 1916 году, а сразу после возвращения писателя из Англии в 1917 году он принял к печати его новый рассказ – «Глаза». Это аллегорический рассказ о дворняжке с красивыми, мучительно человеческими глазами, которая ненадолго убегает от своего жестокого хозяина, но униженно возвращается за миской гниющего мяса. Однако его первая беседа с Горьким в редакции была не об этом рассказе, а о технологии строительства ледоколов. Горький имел лишь обрывочные познания в области математики (и иностранных языков), и его поразила широта знаний Замятина. Гораздо позже Замятин вспоминал:

В Петербург я вернулся только осенью 1917 года и тогда в первый раз встретился с Горьким. Так случилось, что с революцией и с Горьким я встретился одновременно. Поэтому в моей памяти образ Горького встает неизменно связанным с новой, послереволюционной Россией.

Скоро его задействовали в осуществлении амбициозных проектов, которые в своей роли неофициального министра культуры большевистской партии начал Горький для сохранения литературы и помощи писателям, выживавшим в суровые годы Гражданской войны (1918–1921). Этими проектами стали «Всемирная литература» – цикл публикаций переводов зарубежной классики, серия «100 лучших книг русской литературы», создание комитета «Исторической драмы» и преподавание в Литературной студии и Доме искусств [Галушкин и Любимова 1999:224–226] («М. Горький» (1936)). А между тем одной из основных причин сближения Горького и Замятина стала схожая реакция на захват власти большевиками в октябре 1917 года и его последствия.

Художественные произведения и статьи Замятина 1917–1919 годов отражают его моментально возникшую враждебность к ленинскому управлению страной, большевистской политике и методам. Радость и волнение, которые он испытывал в Англии, когда свергли царя в феврале 1917 года, вскоре сменились тревогой, когда либеральные конституционные начинания Временного правительства были сметены октябрьским большевистским переворотом. Тревога усилилась в январе 1918 года, после принудительного разгона большевиками демократически избранного Учредительного собрания. Он обвинял большевиков в том, что они украли «…почтенное имя социалистов и демократов, пока уж им не стало вовсе неприлично носить это имя» [Галушкин и Любимова 1999:23] («Презентисты»). Всего лишь через несколько недель после Октябрьской революции он опубликовал четыре сказки о Фите, в которых были явные нападки на Ленина. Фита – это странное, «пола – преимущественно мужского» существо, лысеющее и пузатое, которое спонтанно появилось на свет из кучи пыльных бумаг в подвале отделения полиции. В одной сказке Фита пытается победить голод и холеру декретом; в другой он сносит собор, чтобы построить ненужную дорогу; в третьей он заставляет «вольных» граждан маршировать и петь ему хвалебные песни; а в заключительной сказке, предвосхищающей Единое Государство в романе «Мы», Фита обязывает всех граждан жить в казармах, брить головы и носить одинаковые серые мундиры с пронумерованными металлическими значками на груди. В конце концов Фита постановляет, что каждый человек – в том числе и он сам – должен впасть в слабоумие во имя счастья и уравнивающей всех демократии и не издавать никаких звуков, кроме хрюканья. В июне 1918 года под псевдонимом «Мих<аил> Платонов» (фамилия его матери), который он использовал для многих публикаций того времени, Замятин опубликовал рассказ «Великий ассенизатор» о «сумасшедшем ассенизационном поэте», одержимом канализационными схемами и все больше воняющем экскрементами человеке, который захватил власть в России.

Его сильнейшее отвращение к насилию находит выражение в рассказе «Четверг», написанном в последние недели 1917 года. В нем невежественный старший брат (названный «болыпеньким» для нужной ассоциации) бездумно убивает всех, кто с ним не согласен[108]. Противодействие насилию также является темой самой первой статьи, написанной им после революции и опубликованной 11 января 1918 года в недолговечном антиленинском журнале Горького «Новая жизнь». К статье автора побудило прошедшее 6–7 января линчевание двух арестованных кадетов моряками, которые ворвались в больницу, где те проходили лечение. Замятин обвинил в произошедшем недавние публикации в «Правде», которые после покушения на Ленина в начале года разжигали насилие и призывали к кампании массового террора[109]. В этот период Горький тоже выразил свое возмущение линчеванием в статьях, опубликованных в «Новой жизни» [Gor’ky 1995: 125, 143].