Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I

Излюбленной дипломатической тактикой Елизаветы в 1570-е годы был оборонительный нейтралитет: она придерживалась его при всякой возможности. Королева отрицала существование связи между англиканской церковью и кальвинистской реформатской. К тому же она больше, чем Сесил и Тайный совет, ценила жесткое соперничество Габсбургов с Валуа: entente с Францией можно было использовать для противодействия угрозе испанской гегемонии. Однако ее увиливание вызывало сильную обеспокоенность у многих преданных протестантов. Когда запланированная кампания гугенотов в помощь голландским восставшим была сорвана Варфоломеевской ночью, возникли частные инициативы, чтобы компенсировать инертность королевы. Несколько тысяч добровольцев во главе с уроженцем Уэльса Томасом Морганом двинулись в Голландию и Зеландию; еще больше людей последовали за ними под командованием сэра Хэмфри Гилберта. Тем не менее Гилберт получил официальные инструкции не пускать французов во Флиссинген. Как впоследствии отметил Сесил: «Англии нужно, чтобы государство Нидерландов продолжало существовать в прежней форме правления, не подчиняясь испанской короне и не присоединяясь к французской»[649].

Соответственно, шесть принципов английской дипломатии с Варфоломеевской ночи до 1585 года постепенно были разработаны: (1) Англия не будет прямо вмешиваться в дела Нидерландов; (2) добровольцы могут помогать голландцам на определенных условиях; (3) оборонительный англо-французский союз будет действовать против Испании; (4) Францию можно поощрять в поддержке голландского восстания, но французское завоевание Нидерландов следует предотвратить любой ценой; (5) Испанию нужно убедить вернуть Нидерландам полуавтономное положение, которое страна имела при Карле V, и (6) соглашение с Францией необходимо поддерживать, чтобы навсегда исключить французское влияние в Шотландии.

Истребление гугенотов охладило англо-французские отношения. Уолсингем, служивший послом в Париже, превратил свой дом в убежище для протестантов. Он сказал о погромщиках: «Думаю, безопаснее жить с ними как с врагами, чем как с друзьями»[650]. Однако негодование умеряла realpolitik. Елизавета санкционировала отправку военного снаряжения на помощь гугенотам и разрешила графу Монтгомери собирать корабли в Англии для освобождения порта Ла-Рошель. Одновременно она согласилась стать крестной матерью дочери Карла IX и устроила очередной раунд переговоров о династическом браке – на этот раз кандидатом был Франциск, герцог Алансонский, брат Карла IX и герцога Анжуйского, младший сын Екатерины Медичи[651]. Екатерина продвигала эту партию так настойчиво, что даже предложила Лестеру невесту королевской крови – действовала вполне целеустремленно. Более того, эти переговоры оказались для Елизаветы козырным тузом на целое десятилетие: Алансона вспоминали всякий раз, когда требовалась реакция Англии за рубежом. Его использовали, чтобы связать Англию с Францией против Испании, чтобы защитить гугенотов и политических деятелей от Французской католической лиги, чтобы вести сражения Елизаветы в Нидерландах и даже в скоротечной последней попытке вернуть Кале. Им манипулировали, чтобы ограничить интриги де Гиза во Франции, Шотландии и Англии, а также чтобы убедить Филиппа II пойти на компромисс с голландцами. Кроме того, Францию вовлекли в план, в результате которого герцога Алансонского представили в выгодном свете, но убрали с внутренней арены, где он представлял собой центр притяжения для недовольных. Алансон посетил Англию в августе 1579 года и в октябре 1581 года, чтобы ускорить бракосочетание, в последний раз герцог провел в Англии три месяца. Во время первого визита француза Елизавета серьезно обдумывала брак с ним, но отбросила чувства ради дипломатических дивидендов – при его втором отъезде она тайно радовалась, что он уезжает.