Кроме того, до вступления на престол Генриха VII в случаях, когда определенно не требовались новые законы или налоги (хотя в принципе это можно было обсуждать), корона созывала Большие советы, непарламентские ассамблеи, которые иначе назывались «беседами» или «переговорами», magna consilia или grands conseils. Состав Большого совета зачастую ограничивался знатью и советниками, но иногда повторял состав парламента (то есть включал членов советов небольших городов), поэтому Большие советы фактически были расширенными заседаниями Королевского совета для обсуждения политических, финансовых, дипломатических и обрядовых вопросов[765]
. В течение XVI века Большой совет утерял свое значение, поскольку Тайный совет взял на себя ведущую исполнительную и совещательную роль, а двор стал центром политической жизни. Тем не менее идеи «консультаций» продолжали жить, как и представление, что с магнатами следует советоваться по ключевым политическим делам внутри или вне парламента. Интересно, что по елизаветинским судебным повесткам в палату лордов специально вызывали пэров, чтобы обсуждать с королевой проблемы религии и защиты королевства[766]. Хотя эта теория «консультаций» едва ли была хорошо разработана, при Елизавете парламент действительно иногда использовался с политической точки зрения. Хотя королева отвергла требования Пола и Питера Уэнтвортов о полной свободе слова, то есть права палаты общин служить в качестве совета королевства (ее мнение разделяло большинство), нужно различать обсуждение как право и как обязанность. Даже в Тайном совете консультирование было обязанностью, а не правом; никто не оспаривал, что парламент – соответствующее место для обсуждения важных политических вопросов. Палата лордов представляла собой совещательную площадку для знати и церковных руководителей, а система голосования в палате лордов (хотя ее редко использовали после 1542 года) позволяла им персонально выразить свое одобрение или неодобрение законов и зафиксировать факт неодобрения в протоколе. До 1832 года палата лордов всегда превосходила по значению палату общин и предоставляла альтернативный путь для участия в политической жизни после учреждения элитного Тайного совета, хотя и оставалась «вторичным инструментом» для людей, имевших реальную власть в другом месте[767].Столкновения типа «правительство против оппозиции» в елизаветинском парламенте обычно означали дебаты, организованные тайными советниками и их клиентами в попытке склонить королеву к решениям, которые она отказывалась принимать. Лишь дебаты о монополиях 1597 и 1601 годов свидетельствовали о более серьезном недовольстве, да и тогда дело обострял раскол мнений внутри самого официального руководства[768]
. Классическими примерами «организованных» дискуссий представляются прения 1563 и 1566 годов о наследовании престола, 1571 года о религии, 1572 и 1586–1587 годов о судьбе Марии Стюарт и 1584–1585 годов о Соглашении об ассоциации и Законе о безопасности королевы. В ходе этих прений оспаривалась жесткость Елизаветы по важным политическим вопросам, но это было позицией не маленькой «оппозиционной» клики, а большинства членов Тайного совета, епископов, пэров и парламентариев палаты общин, представлявших граждан государства.