Не прост и вопрос о том, являлся ли бокленд VII–IX столетий реальной частной собственностью или распоряжение им было ограничено. По-видимому, с самого начала бокленд можно было наследовать, поскольку в этом были заинтересованы церковные корпорации — главные получатели земель по грамоте[555]
. Но только в законах Альфреда Великого право передачи земель бокленда по наследству получило юридическую санкцию[556]. Церковь же с VIII в., пользуясь предоставленным ей правом «распоряжаться землей по своему усмотрению», жалует ее на определенных условиях светским лицам[557]. Но, судя по всему, до рубежа X–XI веков абсолютно свободного отчуждения бокленда англосаксонское общество все-таки не знало. Смысл же римской формулы, используемой в грамотах, заключался, по-видимому, не в закреплении частновладельческого его характера, а в том, чтобы утвердить нерушимость самого королевского пожалования, которое никто не смел оспаривать и присваивать.Тем не менее появление бокленда потенциально давало возможность его владельцам установить свою власть над общинниками-кэрлами, распространив на них те порядки, которые имели место в их собственных хозяйствах, основанных на труде рабов и полусвободных. По мере увеличения земельного фонда, так или иначе находившегося в распоряжении светской и духовной аристократии, ее возможности феодального подчинения не только несвободных, но и кэрлов, несомненно, увеличивались. Но в рассматриваемый период феодализация развивалась еще достаточно медленно, причиной чего были не только живучесть уже описанных нами традиций родоплеменных отношений, но и наличие у англосаксонской знати иных источников доходов. В частности, следует еще раз обратить внимание на чрезвычайную распространенность в это время рабства. Противопоставление «свободный — раб» вплоть до начала X в. остается основной общественной оппозицией.
Неоднозначность реальных связей, складывавшихся между владельцем бокленда и его населением (а жаловались преимущественно населенные земли), свидетельствует о том, что в рассматриваемое время раннефеодальный строй только начинает зарождаться; при этом между свободными и несвободными членами общества преобладают отношения господства-подчинения. Все сказанное дает основания вновь подчеркнуть многоукладность социальной структуры англосаксонского общества VII–IX вв., недавно вышедшего из первобытности и носившего, повторим, раннеклассовый характер.
Грань IX–X столетий оказалась переломным моментом в социальном развитии англосаксонского общества. В период правления Альфреда Великого и его ближайших преемников эволюция их общественных отношений претерпевает решающие изменения, главный смысл которых состоял в ускорении процессов феодализации. В основе этого ускорения лежали как внутренние, так и внешние факторы. Наиболее важным внутренним фактором превращения феодального уклада в ведущий были серьезные перемены в отношении англосаксов к земле, а также изменение самих форм землевладения и тех социальных структур, которые в связи с этим складывались. Самым действенным внешним фактором оказалась непрерывная скандинавская агрессия, угрожавшая англосаксонским королевствам на протяжении всего рассматриваемого времени и заставившая пойти на радикальную реорганизацию военных сил. Стоит напомнить, что эта реорганизация заключалась в массовом строительстве укреплений — бургов, защищавших население от вторжений викингов, создании мощного флота и, самое главное, в постепенном переходе к профессиональному войску взамен ополчения — фирда. Для содержания этого войска были необходимы немалые материальные ресурсы, которые обеспечивало податное население: с каждых пяти гайд земли выставлялся один тяжеловооруженный воин, снабженный всем необходимым. Наряду с практикой предоставления боклендов, получившей распространение еще в предшествующий период, военные реформы Альфреда и последующих англосаксонских королей способствовали «оседанию» светской и церковной знати на землю и созданию частновладельческих хозяйств вотчинного типа. Появляется английский вариант вотчины-так называемый манор[558]
.