Английские письма или история кавалера Грандисона

Онъ говорилъ о моемъ возвращеніи нарочито хладнокровно. Однако, сказалъ онъ, поелику я теперь въ Болоніи, и сестрица его казалось желала меня видть, то можно позволить на сіе свиданіе единственно для того, дабы удовлетворить тхъ изъ фамиліи, кои просили меня пріхать въ Италію; въ чемъ онъ тмъ паче удивляется моему благоугожденію, зная что у насъ въ Англіи находится госпожа Оливія, но что впрочемъ онъ весьма бы мало надялся…

При семъ онъ остановился. Я взглянулъ на него съ видомъ негодованія и презрнія: и не говоря ни слова, обратился къ Епископу, спрашивая его? каково Іеронимъ препроводилъ ночь? Слава Богу, отвчалъ мн Генералъ съ холодностію; но я обманулся, Кавалеръ, естьли не примтилъ въ вашихъ глазахъ презрительнаго вида. Мои глаза, возразилъ я, всегда бываютъ согласны съ моимъ сердцемъ. Мн кажется, Г. мой, что вы мало цните мои предпріятія, да я не боле уважаю труды моего путешествія, естьли ваши разсужденія не лично ко мн клонятся. Естьлибъ я былъ въ Неапол и у васъ самихъ; то бы сказалъ вамъ, что въ семъ случа вы не отдаете довольно справедливости желанію побуждающему обязывать другихъ. Впрочемъ я не требую отъ васъ никакой малости, которая бы не клонилась боле къ вашей польз, нежели къ моей.

Любезной Грандиссонъ! вскричалъ Епископъ. Дражайшій братъ! сказалъ онъ Генералу, не общали ли вы мн? Какаяжъ необходимость говорить Кавалеру о Оливіи?

Неужели, Г. мой, ето самое васъ оскорбляетъ? возразилъ Генералъ оборотясь ко мн. Такъ я весьма буду остерегаться длать такія разсужденія, кои могли бы оскорбить человка столь важнаго.… а особливо о женщинахъ, Г. мой. Сіи слова сопровождаемы были насмшливымъ видомъ. Я оборотясь къ Епископу сказалъ ему: вы видите, что вашъ братецъ иметъ ко мн непреодолимое отвращеніе. Я помню какъ онъ оказалъ мн въ Неапол толико же предосудительныя подозрнія какъ для его сестрицы, такъ и для меня; хотя и почиталъ уже оныя уничтоженными, но его худое ко мн расположеніе паки обнаруживаться начинаетъ. Однако когда я спокоенъ въ моей невинности, то ему весьма трудно будетъ хотябъ по премногимъ причинамъ принудить меня выдти изъ границъ благопристойности.

А изъ сихъ премногихъ причинъ, Кавалеръ, моя польза безъ сомннія состоитъ только въ одной, [съ насмшкою]?

Судите о томъ, какъ вамъ угодно, отвчалъ я. Но не пойтили намъ, государи мои, къ Г. Іерониму?

Нтъ, сказалъ Епископъ, до тхъ поръ пока я не увижу между вами теснйшей дружбы. Братецъ, подайте мн свою руку, [усиливаясь оную взять] а вы свою, Кавалеръ.

Располагайте моею по своему желанію, отвчалъ я подавая ему оную. Онъ взялъ мою руку и въ тоже самое время Генералову. Я подошелъ къ нему поближе, дабы тмъ удобне могъ онъ соединить оныя; и взявъ Генералову, которой казалось еще противился, сказалъ я ему, не супротивляйтесь, Г. мой, примите дружбу отъ искренняго моего сердца. Окажите мн по щастливому опыту т великія качества, кои вс вамъ приписываютъ. Я требую вашего дружества; поелику въ сердц своемъ имю свидтельство, что оную заслуживаю; и я конечно бы оной не домогался, естьлибъ способенъ былъ къ подлости. Хотя мн весьма прискорбно казаться презрительнымъ предъ вашими глазами; но я никогда таковымъ не буду передъ моими собственными.

Тогда онъ спросилъ своего брата, можноли снести видъ таковаго превозношенія? Я отвчалъ, что признаніе длаемое имъ усугубляетъ мою честь. Епископъ тотчасъ присовокупилъ къ тому, что я говорю съ благородствомъ, что мои свойства извстны, и что онъ надется видть насъ искреними друзьями. Онъ усильно насъ просилъ принять сіе имя.

За чемъ же скрывать? возразилъ Генералъ, я не могу сносить, чтобъ Кавалеръ почиталъ себя столь нужнымъ для моей сестрицы, какъ въ томъ почитаютъ себя увренными нкоторые въ моей фамиліи.

Вы весьма мало меня знаете, Г. мой, отвчалъ я ему. Мои желанія стремятся теперь единственно къ возстановленію здравія вашей сестрицы и Г. Іеронима. Естьли я буду имть щастіе тому споспшествовать, то одна моя радость будетъ мн за то наградою. Но дабы успокоить ваши мысли и привесть васъ въ такія къ себ разположенія, какихъ самъ желаю; даю я вамъ честное слово [а ето такой законъ, Г. мой, коего я никогда не нарушалъ] что какіе бы успхи мы не получили отъ Всевышняго касательно болзни вашей сестрицы, но я никогда не приму и величайшей милости, какую толькобъ пожелали мн оказать, безъ согласія трехъ братьевъ, равно какъ родителя и родительницы. Я присовокупляю к тому, что собственная моя гордость не позволитъ мн вступить въ такую фамилію, въ коей бы не честно о мн думали, ниже подвергнуть любезную для меня двицу презрнію ближайшихъ ея родственниковъ.

Генералъ, казалось весьма былъ доволенъ симъ изьясненіемъ. Ето мнніе благородно, сказалъ онъ мн: теперь принимаю я вашу руку и всячески стараться стану быть истинно вашимъ другомъ.