Английские письма или история кавалера Грандисона

Что вы скажете о сей гордости, любезной мой Докторъ? Конечно онъ не иначе меня почитаетъ какъ за простаго Англинскаго дворянина; а по сему то мннію я никогда не вступлю въ союзъ съ его фамиліею, сколь мало ни находилъ бы онъ самъ вроятности къ возстановленію здравія своей сестрицы. Впрочемъ онъ до чрезвычайности любитъ Графа Бельведере и вся фамилія весьма желаетъ вступать съ нимъ въ родство.

Прелатъ казалось великое чувствовалъ удовольствіе видя насъ съ обихъ сторонъ расположенными жить въ тсной дружб. Я же съ моей стороны тмъ удобне согласился оказать нсколько снисхожденія гордости другаго, что Гжа. Бемонтъ меня къ тому уже приуготовила. Да и самъ родитель и родительница сего гордаго человка весьма опасались его нрава; они будутъ весьма довольны, когда узнаютъ, что я столь легко преодоллъ его предубжденія.

При выход своемъ отъ меня Генералъ взявъ меня за руку сказалъ мн съ веселымъ видомъ: я уже женился,Кавалеръ, а на поздравленія, кои я приносилъ желая ему благополучія, онъ отвчалъ, что они безполезны: поелику онъ совершенно щастливъ. Жена моя, продолжалъ онъ, составляетъ все то, что токмо есть любезнйшаго въ свт. Она съ нетерпливостію желаетъ васъ видть. Но я ничего не опасаюсь, потому что она великодушна, а я всегда буду признателенъ. Но смотрите за самимъ собою, Кавалеръ, смотрите за собою, я васъ о томъ предувдомляю; поелику и ничего незначущій взглядъ будетъ замченъ. Удивляйтесь ей, я на то согласенъ; и сумнваюсь чтобъ вы отъ того могли удержаться: но впрочемъ я весьма радуюсь, что она не видала васъ прежде моего бракосочетанія.

Такимъ образомъ оба братья пошли отъ меня со многими знаками дружества, а въ заключеніе Епископъ сказалъ мн, что онъ поздравляетъ себя, имя теперь трехъ братьевъ. Я намренъ слдовать за ними въ палаты делла Порретты и себя представить: но, любезный Доктор, съ какимъ движеніемъ увижу я…

ПИСЬМО LXXI.

Кавалеръ Грандиссонъ къ Доктору Барлету.

Изъ Болоніи въ понедльникъ

въ вечеру 26 Маія.

Я возвратился домой. Вы ожидаете отъ меня, любезной Докторъ, подробнаго описанія важнаго произшествія.

Я похалъ посл обда, но заблаговременно, въ томъ намреніи дабы препроводить нсколько времени съ любезнымъ моимъ Іеронимомъ. Онъ чувствуетъ еще великую боль отъ послдней операціи. Однако Г. Ловтеръ весьма спокоенъ и не мене отъ того иметъ надежды.

Когда мы остались на един съ симъ врнымъ другомъ, то онъ сказалъ мн что еще не видался съ своею сестрицею; а изъ того заключаетъ что она конечно весьма нездорова; но при всемъ томъ знаетъ, что ее приготовляютъ къ принятію моею посщенія. О любезный Грандиссонъ! вскричалъ онъ въ восторг своей нжности, колико я соболзную о столь чувствительномъ и великодушномъ сердц каково ваше! Но что вы сдлали съ Генераломъ? Онъ увряетъ меня, что вамъ удивляется и васъ любитъ; а Епископъ тмъ поздравляетъ меня. Онъ зналъ что сіе принесетъ мн чрезвычайное удовольствіе.

Въ сію самую минуту вошелъ къ Намъ Генералъ. Онъ поздоровался со мною съ такимъ дружествомъ, что я примтилъ радость въ глазахъ Іеронима. Въ какомъ печальномъ состояніи оставилъ я мою сестрицу! сказалъ намъ Генералъ. Я совершенно не понимаю, Кавалеръ, съ какимъ прискорбіемъ будете вы смотрть не сіе зрлище? Въ сіе время вошелъ къ намъ Прелатъ: О Кавалеръ, сказалъ онъ вошедши, моя сестрица ни къ чему не иметъ вниманія. Она не узнаетъ уже никого. Даже и самая Камилла кажется ей теперь незнакомою. Они совершенно позабыли въ первомъ ихъ движеніи, что такая всть могла произвести сильное впечатлніе надъ ихъ братомъ. Успокоя же его, они просили меня войти въ горницу Г. Ловтера, которой остался одинъ съ своимъ больнымъ.

Маркиза пришла къ намъ обливаясь слезами. Сія любезная дочь уже меня не узнаетъ, и ни малйшаго не оказываетъ ко мн вниманія. Я никогда ее еще не видала толико нечувствительною къ своей матери. Я говорила ей о Кавалер Грандиссон; но и ваше имя нималйшаго не произвело надъ нею впечатлнія: Чтожъ должно думать о семъ странномъ безмолвіи? Камилла сказала ей, что вы желаете ее видть. Моя невстка равное длала ей общаніе. О Кавалеръ! Тщетная надежда, она совершенно лишилась разума. Мы еще столь были жестокосерды, что произнесли имя Даураны; она ни мало тмъ не устрашилась, какъ то бывало прежде.