Английские письма или история кавалера Грандисона

Она взглянула въ ту сторону, гд я сидлъ. Меня увидла: содрогнулась, паки на меня взглянула; и паки содрогнулась, и оставя руку своея матери, поперемнно блдня и красня, встала, ухватилась обими руками за Камиллу.… О Камилла! Вотъ все что она могла произнести. Тогда источникъ слезъ полился изъ глазъ ея; и все собраніе, хотя чувствительно было тмъ тронуто, но чувствовало облегченіе, видя толикое изобиліе текущихъ слезъ. Я дйствительно подбжалъ бы къ ней, и принялъ бы ее въ свой обьятія, не взирая на все собраніе; но Генералъ удержавши меня сказалъ мн такъ громко, что она могла слышать: любезной Грандиссонъ, останьтесь на своемъ мст. Естьли Клементина не позабыла Англинскаго своего учителя, то она весьма будетъ рада, увидя его опять въ Болоніи. О Камилла, вскричала она, и такъ ты меня не обманула! Я опять стану теб врить. Ето онъ. Ето точно онъ; и наклонясь къ груди сей двицы, она скрывала свои слезы, кои омочали лице ея.

Въ сіе самое время врожденная въ Генерал гордость паки произвела въ немъ свое дйствіе. Онъ отвелъ меня къ сторон. Кавалеръ, сказалъ онъ мн, я ясно усматриваю то сильное вліяніе, которое вы имете надъ сею нещастною двицею. Все собраніе оное примтило. Но я полагаюсь на вашу честность. Вспомните о томъ, что вы говорили сего утра… Боже мои! перервалъ я рчь его съ нкіимъ движеніемъ. При семъ однако я остановился; но возразивши опять съ равною можетъ быть ему гордостію довольствовался симъ отзывомъ: знайте, Г. мой, что тотъ, для коего сіе напоминаніе считаете вы необходимымъ, почитаетъ себя честнымъ человкомъ; и что вы признаете его таковымъ, равно какъ и вся ваша фамилія. Сей отвтъ казалось нсколько его потревожилъ. Я пошелъ отъ него прочь съ видомъ нимало для него не чрезвычайнымъ, но которой показался бы весьма пылкимъ для всхъ прочихъ, естьлибъ все ихъ вниманіе не обращено было къ Клементин. Однако Прелатъ не преминулъ сего замтить. Онъ подошелъ къ намъ когда я оставилъ Генерала; а какъ я остановился, то оба братья вышли вмст со мною.

Возвращаясь же опять къ собранію, я увидлъ что любезная Клементина, поддерживаемая обими Маркизами и послдуема Камиллою выходила изъ кабинета. Она остановилась, увидя меня подл себя. Ахъ! Кавалеръ. Она боле ничего не сказала; и наклоня голову къ грудямъ своей матери едва не лишилась чувствъ. Я взялъ ея руку, висящую безъ всякаго движенія на ея плать, и ставши на колни коснулся до оной моими устами. Я чувствовалъ себя тронутымъ нжностію, хотя за минуту передъ симъ я испытывалъ движенія совершенно другаго рода. Климентина обратила на меня томныя свои взоры съ такимъ удовольственнымъ видомъ, коего давно уже въ ней не примчали. Я не могъ произнести ни одного слова и всталъ. Она все шла къ дверямъ; дошедши до оныхъ обернулась назадъ и сколь долго могла на меня смотрла. Я былъ недвижимъ до того времени какъ старый Графъ подавая мн руку и въ самое то время взявши за руку духовнаго отца, которой подл его находился сказалъ намъ, что не льзя боле обманываться въ причин такой болзни и что способъ къ выздоровленію также сталъ не безъизвстенъ. Но, Калалеръ, присовокупилъ онъ, вы должны принять Католическую вру! Духовникъ склонялъ меня къ тому самыми усердными желаніями. Въ сіе время вышла къ намъ молодая Маркиза съ наполненными слезъ глазами. Мои попеченія отвергнуты, сказала она намъ; новая болзнь овладла моею сестрицею: и потомъ обратясь ко мн говорила, Ахъ! Г. мой, вы… Но за что обвинять васъ? Я вижу ясно, сколько вы страждете.

Тогда пришелъ Генералъ съ Прелатомъ. Теперь, любезной братъ, сказалъ Прелатъ, я требую отъ васъ сего, естьли не по великодушію, то по справедливости. Кавалеръ согласится, я въ томъ увренъ, что излишняя его живость заслуживаетъ укоризну. Такъ, Г. мой, отвчалъ я; но не мене справедливо и то что намчанія Генерала были невмстны. Можетъ статься, сказалъ Генералъ довольно тихо. Я оборотясь къ нему говорилъ: справедливое признаніе, Г. мой, есть славная надъ собою побда. Я смло выдаю себя за человка неспособнаго къ подлости, могущей нарушить честность, по которой почитаетъ свидтельство своего сердца за право желать, дабы быть почитаему въ сей фамиліи за некорыстолюбиваго друга. Простите меня, Г. мой, естьли въ моихъ словахъ усматриваете видъ нкоей надмнности. Припишите оный тому отвращенію, кое я имю ко всякой безразсудности въ моихъ дяніяхъ; но я чувствую, что сердце мое поражено премногими такими ударами, кои не всегда, я говорю сіе съ прискорбіемъ, равное впечатлніе производить могутъ надъ вашимъ сердцемъ.

Какъ! Грандиссонъ, сказалъ мн Генералъ довольно гордо, не ужели вы хотите длать укоризны?