Я во всю ночь не смыкалъ глазъ. Я на утро пошелъ въ постоялой домъ. Я утверждаю, какъ и всякой свтской человкъ, что знаю все относящееся къ вжливости и хорошимъ поступкамъ; но я зналъ какого свойства тотъ, съ кмъ мн должно имть дло. Я зналъ, что онъ иметъ толикоже хладнокровія какъ и ршительности: ярость моя не допустила меня быть вжливымъ, а хотябъ и допустила, но я былъ увренъ что должно быть неистову чтобъ его раздражить. Я таковымъ былъ и не наблюдалъ ни какихъ предловъ. Ни съ какимъ человкомъ не было поступаемо съ большимъ пренебреженіемъ и хладнокровіемъ какъ тогда со мною. Я отъ того пришелъ въ неистовство. Онъ мн обьявилъ что не хочетъ биться. Я твердо ршился его къ тому принудишь; я шелъ за нимъ до самой его коляски и столько былъ удаченъ, что заманилъ ею въ отдаленное оттуда мсто; но я имлъ дло не съ простакомъ: онъ предувдомилъ меня голосомъ показавшимся для меня обиднымъ, чтобъ я берегся и осторожне бы поступалъ. Я воспользовался его совтомъ, но не лучшую имлъ удачу; ибо онъ знаетъ всевозможныя хитрости сей науки. Въ минуту увидлъ я себя безъ оружія, и жизнь моя стала во власти моего сопротивника. Онъ возвратилъ мн шпагу, совтуя чтобъ я не подвергалъ себя другимъ опасностямъ, а свою вложилъ въ ножны и потомъ меня оставилъ. Тогда я видлъ себя въ мерзостномъ положеніи, лишась употребленія правой руки. Я скрылся подобно вору; а онъ слъ въ торжественную свою колесницу и похалъ къ замку
Сіе продолжительное и яростное повствованіе приводило въ нетерпливость моего дядюшку. Братецъ вашъ казался въ недоумніи, но хранилъ ко всему вниманіе. Г.
Я склонилъ
Злой человкъ! За дв минуты предъ симъ умиралъ; а теперь… какъ я утомлена слушая ваши речи!
О! Сударыня, вы еще не дошли до конца смертоносной моей речи. Но я не хочу страшишь васъ. Нестрашитесь ли вы нсколько?
Весьма страшусь.
[
Страшитесь, Сударыня Е! да что зачитъ вашъ ужасъ, естьли его сравнить съ жестокими ночами и несносными днями, кои я отъ васъ проводилъ? Проклятыя ночи, проклятые дни, проклятъ и самъ я! Немилосердая двица! (скрежеща зубами) какія муки вы мн причиняли!… Но довольно, я поспшу заключить свою речь изъ состраданія къ вамъ, кои никогда ко мн онаго не имли.
Какъ! Государь мой, можете ли вы укорять меня жестокостію?
Конечно, и самою варварскою, хотя она изьявляласъ и въ прелестнйшихъ видахъ. Сія самая обманчивая тихость устроила мою погибель: она возраждала во мн надежду; такъ, сіе хладное сердце меня погубило. О обольстительный видъ! Но время уже окончить смертоносную мою речь. Подайте мн руку, я неотмнно ее требую. Не бойтесь чтобъ я ее сълъ; хотябъ въ другое время ето и могло случиться. (Онъ взялъ меня за руку, и я не противилась.)
Теперь, Сударыня, внемлите послднимъ моимъ выраженіямъ: вы удостоитесь славы датъ въ себ лучшему изъ мужчинъ наилучшую супругу. Да не отдаленъ будетъ сей желаемый день ради тхъ, кои до того самаго времени будутъ еще упоеваться нкоею надеждою! Какъ любовникъ вашъ, долженъ я питать ненависть къ сему щастливому человку, но буду любить яко супруга вашего. Онъ будетъ къ вамъ нженъ, страстенъ и признателенъ: и вы заслужите всю его нжность. живите оба, о украшенія человческаго рода! дотол пока не увидите сыны сыновъ своихъ толико же добродтельныхъ, толико совершенны и щастливыхъ, какъ вы сами. И достигнувъ маститыя старости, увнчанны славою и честію да будете пренесены оба въ единый часъ въ райскія обиталища, яко въ единыя мста, гд можете быть блаженнйшими, нежели будете таковыми по брачному своему соединенію, ежели вы токмо толико блаженны, сколь я того желаю и молю у Творца всяческихъ благъ!
Слезы полились изъ очей моихъ, когда услышала я толь неожидаемое благословеніе, подобное словамъ того древняго пророка, (*) которой благословлялъ тогда, когда чаяли вс что будетъ проклинать.
(*) Валаамъ.